Он умел бумагу марать

Алёша Смирнов
I. Разговор эпиграфов.

Агнивцев: «Александр Сергеич Пушкин,
камер-юнкер и поэт!..»
Григорьев: «Пушкин — это наше всё!»
Константинов: «Началось… Не просто всё…»
Автор: «Не просто всё, а всё-всё-всё…»
Цветаева: «Пушкин? Очень испугали!»
Пушкин: «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире…»
Константинов: «Саша, ты пока лежи, ты мёртвый…»
Пушкин: «Жил на свете рыцарь бедный…»
Сирин: «…С тобой говорит о летящем
медном Петре и о диких ветрах африканских —
Пушкин».
Константинов: «Ну, всё равно, пусть полежит пока».
Прощёный: «Я практически тоже уже мёртв, но не могу не сказать…»
Константинов: «И ты полежи. Подольше».
Адамович: «…Гончарова
улыбается жалко и вдаль равнодушно
глядит».
Цветаева: «… И потом, в гробу,
вспоминать Ланского».
Константинов: «Ой, вечно вы, Марина Ивановна, со своими страстями…»
Окуджава: «Он умел бумагу марать под треск свечки».
Константинов: «А вот тут я согласен».
Автор: «Слушай, почему ты всё время встреваешь в разговор, кто тебя спрашивает, кто ты вообще такой?»
Константинов: «Я — это ты».
Автор: «Ты своими гнилыми репликами отпугнул всех авторитетов…»
Константинов: «Ну, ты-то остался…»
Автор: «Я — на правах автора — затыкаю тебя. Последнее слово останется за мной!»
Константинов: «Ну, так говори уже своё последнее слово!»
Автор: «Вот и говорю. Моё последнее слово — «говорю»…

II. Пошлость вселенская

Очень хорошо помню, как отмечали 200-летие Пушкина. Как Лужков из Москвы по телеку гнал какую-то высокопарную ***ню. Как под ЕГО имя продавались женские труселя, шоколадки, пирожные, бюстики и открытки. В Ёбурге в Литературном квартале стоит памятник Пушкину. С моей точки зрения, самый мерзкий и никчёмный на Руси (каюсь, всех памятников на Руси не видел). Некое полудебильное существо в ночной рубахе до пят со страдальческим и псевдоодухотворённым выражением лица поднимает указательный палец, как будто поучает нас: делайте то, не делайте этого… Но Пушкин никогда и никого ничему не поучал, дудки! Пушкин был очень весёлым человеком. Любил хулиганить, драться и совершать всяческие глупости. Любил вбивать мух в стену — из пистолета, с десяти шагов. Любил всаживать пулю в пулю. Карты любил, шампанское. Баню любил, а после неё — обязательно покурить трубку. Любил баб. Баб всяких — дворянок, недворянок, дурочек крепостных, горничных в гостиницах, публичных девок. Не надо сравнивать его с Есениным, это очень-очень далёкие друг от друга поэты. Пушкин… Пушкин никому не близок.
Сегодня Пушкина опошлили разве что чуть меньше, чем Высоцкого. В случае с Владимиром Семёновичем очень уж сынок постарался. Нет, он, наверно, хотел как лучше, да только получилась полная дрянь. Тьфу! На сцену выскочила куча пидарасов и абсолютно изгадила творчество Певца. Один Гарик Сукачёв столько ****ства намешал со своей (чужой) «банькой по белому», что тех, кто любил Володю, рвёт до сих пор. Это не только моё мнение, так считает и ведущий литературовед на Урале — в своё время мой научный руководитель. (Примерно то же самое сделали с Витей Цоем, там первая жена чего-то мутила, но Витя для автора эссе не так ценен, как Владимир Семёнович.) Дело не в том, что песен их петь не стОит, но… Лучше бы где-нибудь на кухоньке, для себя, для своих. Просто не надо жирные лапы похотливые вытирать о белую скатерку. Для этого салфетки есть.

III. Хер вам, ребята

Подражать Пушкину бесполезно, один хер — ничего не выйдет. Можно изучить, понять и освоить его ритмы, строфы, размеры, лексику, перечитать по сто раз историю его баб (так называемый «Дон-Жуанский список Пушкина»), сжиться с его стихами, но… увы. Не хуже Пушкина пишут те, кто не пишет так, как Он. «Стихи должны быть глуповаты», господа, и, опять-таки, увы, с этим ничего не поделаешь, это азы большой поэзии. С ним (как с Электроником из романов Велтистова:)) надо ПОДРУЖИТЬСЯ. Сплетничать, спорить, обсуждать тех же баб… Пушкин НЕ серьёзен. Это наша русская усмешка Моцарта. Циничная, но всё же искренняя. И «Борис Годунов» в этом плане ничего не говорит и не меняет.
Остаётся только одно: писать, как бог на душу положит, верить в себя и… И по-приятельски называть Его Сашка. Решите, что я его боготворю или какой иной пиетет испытываю? Окститесь! Мы вчера с ним «боярышник» в подворотне вместе трескали…

IV. А как же Дантес?

А Дантес… Мальчик был только пешкой в его игре. Точно так же, как няня Арина Родионовна, государь император, Бенкендорф, Анна Керн, супруга Гончарова и иже с ними. «Африканец» Пушкин оказался, в этом смысле, настоящим «американцем». Не в том плане, что начал с нуля и стал миллионером (эта «великая американская мечта» устарела много лет назад). Просто он наебал СИСТЕМУ. И, в отличие от Эдика Лимонова, ему было наплевать – что о нём говорят или будут говорить через сто, двести или миллион лет. Дантесу он просто кинул кость: слава Герострата (ой, ****ь, убил «солнце русской поэзии», можно подумать, можно подумать, в нашей деревне никто не ****ся) — тоже слава.
Их немного, но и немало. Моцарт, скажем, того же пошиба товарищ. Туда же отнесём Шекспира (настроение соответствующее), Генку Шпаликова, не поверите, но и Венедикта Ерофеева — тоже туда. Мы не отнесём туда, скажем, Ван Гога, Достоевского, Андрея Платонова, Шаламова. Эт всё художники мирового масштаба, а Саша Пушкин — фишечка чисто русская.
А вообще: это вы, господа литераторы, пишете художественные произведения, издаёте книги, работаете над словом, мудрите там чего-то… Сложно всё это и несколько падалью отдаёт. А мы… Мы бумагу мараем.