Двоилась в дождике картинка
и липла грязь к носку ботинка.
Асфальт, на искры расщеплённый,
то красный тлел, а то - зелёный.
И волновали нежным током
квадратики вечерних окон.
Сырые сумерки венчали
часы сияющей печали.
Кастрюлька города дымилась,
мерцала ночь и ей на милость
сдавался я в объятьях чувства
молниеносности искусства.