Ты будешь ласкова со мной,
И приготовишь сытный ужин,
Когда, истерзанный судьбой,
Я никому не буду нужен.
Ты скажешь: «Это ничего.
Бывает хуже в этом мире …»
Взорвусь, скривлюсь, но всё равно
Останусь я в твоей квартире.
Потом оттаю, попрошу
Прощения за резкость слова.
Под звуки «Хару Мамбуру»
Найду в себе того, родного,
Что был когда-то так давно,
Хорошим мальчиком, … нахальным.
Считавшим – это хорошо,
Эффектно, круто, сексуально.
О сексе, кстати. На вопрос
Ты станешь мне сама ответом,
От пальцев ног и до волос
В полосках ласкового света.
И утром приготовишь чай,
А может, кофе, я не знаю.
Уйдёшь, мне кинув: «Не скучай…»
И я скажу: «Не заскучаю».
Рабочий день, за часом час,
Обед, и ты придёшь обратно.
Я в твоих тапках (мне не враз),
Хоть неудобно, но приятно.
И за обеденным столом
Решусь на глупые вопросы:
«Где тот, с кем делишь этот дом?»
Но вдруг в глазах увижу слёзы.
«Не смей, уймись, молчи, молчи!!!»
И я подумаю, что умер.
После обычного «прости»,
Ты станешь тихой. Звонкий зуммер
Вновь уведёт в поток людей
Тебя. А я как вошь под дустом,
Взведённый кротким «дуралей»,
Мозги начну рубать в капусту.
Так почему ж она одна?!!
(И завалюсь в кровать одетым)
Ответом станет мне стена
С лицом, глазеющим с портрета.
Написанная на холсте
На фотографию в журнале.
Лицо с картины на стене
С холодной трезвостью узнаю.
Улыбкой рот, задорный взгляд,
Не эталон, но славный малый.
И этот взгляд вернёт назад
Меня. К тем играм и забавам,
Которым предан я сейчас
И без тебя где не скучаю,
Без твоих милых добрых глаз,
Без твоих тапок и без чаю.
Ты будешь ждать меня всю жизнь.
И может лишь потом, когда-то
У нас всё будет … хорошо
(Хотя здесь мог бы и без мата).
Да, будешь ласкова со мной
И приготовишь сытный ужин.
Я, может, буду бит судьбой.
Но всё равно Я БУДУ НУЖЕН!!!
Всем тем, а, может, той одной,
Которую ещё не знаю.
Но не с тобой, нет, не с тобой
Я разделю свои печали.
Мне 20-ть лет, я молодой.
А с фотографии в журнале
Моей. Художник с бородой
Напишет мой портрет для спальни
Твоей.