Пило-рама звучала пронзительно,
Пьяный столяр упорно молчал.
Он поднялся и сплюнул презрительно,
Что-то буркнул и снова упал.
Пило-рама свершала свое,
Ни один болт не звякнул на ней,
Каждый зуб был остер как копье,
Пило-рама не знала друзей.
А любила она только столяра,
Уважала его за нажим.
Он был стар но судьба его дернула,
Быть таким, пока только таким.
Столяр тоже любил пило-раму,
Уважал за острый язык.
Иногда он высвистывал гамму,
Как привык, мимо нот, напрямик.
Он учился, точилась она,
Они оба учились учитывать.
Она трезвая он до пьяна,
Дни за днями взялись перелистывать.
Пило-рама как скрипка звучала,
И ласкала любимого слух.
Но в экстазе слегка пожевала,
Кисти милых, заботливых рук.
Она долго спала после этого,
Но ее разбудил незнакомец.
Вряд ли знала она столь упертого,
Явно глуп он был и доброволец.
Он ее заводил, но уж слишком,
И нажим был не тот, что когда- то...
Она пела, а он...вот мальчишка,
Не свистел, как любимый в зарплату.
И ждала она мучаясь от тоски,
А он взял и пришел как размеры.
Вот любовь Вам до гробовой доски,
Ах как редки такие примеры!