СКАЗАНИЕ О МЕЖДОМЕТИЯХ
Близко, в наших временах
жили дружно ОХ и АХ.
В голубых всегда мечтах
восторгался жизнью АХ.
Внешне был не так уж плох
вечно философский ОХ.
Оптимизмом славен АХ,
хоть сидел он на бобах.
Не толстел субтильный ОХ,
в прок не шёл ему горох.
С песней бурной на губах
распевал раздольно АХ.
Петь романсы, словно Бог,
мог лишь с чувством только ОХ.
Жили также в краях тех
две девицы. Лучше всех,
что казались АХу, ОХу
простодушным, словно лохам.
Та, что звали все ХА-ХА,
томно куталась в меха.
А лукавая ХИ-ХИ
на себя лила духи.
Говорила всем ХА-ХА:
все заботы – шелуха.
Что-то вроде требухи –
вторила всегда ХИ-ХИ.
В танцах бабочкой порхать
могла гибкая ХА-ХА.
А задорный нрав ХИ-ХИ
веселей был чепухи.
Обе были хохотухи –
это правда, а не слухи.
Откровенные чувихи,
и не робки, и не тихи.
И заливистый их смех
был бальзамом, даже сверх
беспредельного размаха
небогатым ОХу, АХу.
Завздыпопился их дух,
у друзей, и сразу двух.
2
В АХе пыл не затухал
от ХИ-ХИ, да и ХА-ХА.
И у ОХа пыл не хил,
от ХА-ХА, да и ХИ-ХИ.
Как страдал томленьем ОХ -
в теле сразу же усох.
Был подобен ему АХ -
аж в игривости зачах.
А сюжет был дальше лих.
Пригласили их двоих
в бар « Прыгучая Блоха »,
столь родной ХИ-ХИ, ХА-ХА.
Взяв наличность всю до крох,
в темень вышли АХ и ОХ.
Ровно в полночь на часах
распаленный вином АХ
читал нежные стихи
для ХА-ХА и для ХИ-ХИ.
ОХ в романсах брал верха
для ХИ-ХИ и для ХА-ХА.
Носили в танцах на руках
хохотух двух ОХ и АХ.
И признанье при свечах
излучали ОХ и АХ:
что и свет не мил без них.
И не надо им других.
Разгулялись ОХ и АХ,
как гусары в стременах.
А накал страстей разбух.
Появился в баре УХ.
Весь цветастый, как петух.
Из крутых был грозный УХ.
Лысый череп, кольца в ухе,
словно персонаж чернухи.
В общем, выкидыш разрухи
проявлялся в этом УХе.
При больших он был деньгах,
ну, не то, что ОХ и АХ.
И, конечно, этот УХ
был любимцем хохотух,
3
соблазнительниц греха,
как ХИ-ХИ, да и ХА-ХА.
УХ спалил похмельным вздохом
АХа, а потом и ОХа.
Гневом нрав его пропах,
почему здесь ОХ и АХ ?
Он взревел, как страшный грохот.
Тут досталось АХу, ОХу
от братвы. Ну, полный швах.
Били в печень, в бровь и в пах.
А такая заваруха
лишь забава вся для Уха.
А девицы хохотухи
млели с ним же в том же духе.
Ну, а УХ, бугай, нахал
обнимал ХИ-ХИ, ХА-ХА.
Пил он с ними бормотуху,
ублажая чреслы УХа.
Да, устроили потеху
УХ, ХА-ХА, ХИ-ХИ с успехом.
Так, что в баре свет потух
разнесли все в прах и пух.
И у бара на задах
оказались ОХ и АХ.
В траве злой, чертополох,
корчился от боли ОХ.
И терпел кромешный крах
под забором грязный АХ.
Запеклась кровь на губах,
тут поднялись ОХ и АХ.
Вся любовь исчезла махом,
с нею также чувство страха.
Плюнули на баб в сердцах.
Нашли спички в лопухах.
Бар, как божьей свечкой вспых -
нет ни УХа, ни чувих.
В звездном небе вдруг Молох
Принял жертвы. АХ и ОХ
сбнялись,пошли домой.
А навстречу АЙ и ОЙ.
4
Та, что звали дивно АЙ
несла теплый каравай.
И плескалась в этой АЙ
доброта вся через край,
что была в её устах.
И влюбился в неё АХ.
Подошла она тут к АХу
и заштопала рубаху.
А в ответ сказал он: АЙ,
моё сердце забирай
и держи в своих руках.
Так в любви признался АХ.
Словно лебедь была ОЙ,
да с глубинной красотой.
И с ладонью, будто мох,
нежной, мягкой. Сразу ОХ
к ней припал седой главой.
Из ладони свет живой
вдруг испил избитый ОХ.
А ведь вправду, чуть не сдох
под забором. И сказал он сразу: ОЙ,
будь навек моей женой,
Без тебя, я как больной,
омрачнённый сатаной.
Тут рассвет на небесах
обвенчал и АЙ и АХ.
И божественной зарёй.
скрепил узы ОХ и ОЙ.
Вот и всё, воскликнул ЭХ,
ведь любовь это не грех.
А небесный этот ЭХ
был жрецом любви утех.
Пусть они цветут, как май.
для ОЙ, ОХ, и АХ и АЙ.
ЭХ простился. И скорей
полетел к любимой, ЭЙ.