Что же ты, птах кочевой, перемётной сумой перелётный,
по ошибке в мой сад залетел и под яблоней голой,
не поешь, а клюёшь из ладони катрены и ноты,
словно хочешь навек утолить свой отчаянный голод.
Гречку дум я смолола тебе до гречишной крупицы
и до зёрнышек рифм извела чечевичные ночи,
а тебе твоё птичье гнездовье по-прежнему снится,
а тебя отчего-то печаль журавлиная точит.
Я омыла тебя ручейками речей родниковых,
допьяна напоила любовным напитком полночным.
Что ж ты руки клюёшь мне, залётный молчун бестолковый?
Что ещё ты от этих ладоней сегодня захочешь?
Не держу, улетай и мою не выклёвывай жалость,
у меня по сусекам – ни риса, ни гречки, ни проса.
Суть любви, как зерно, для тебя на ладони лежала,
а теперь – ни зерна, лишь ладоней расклёванных проза.