Дожить до крика, до упрямства
столпотворения весны.
Меня пугает постоянство
времён бессонной белизны.
Я слышу тишину напутствий,
ноябрьскую усвоив речь.
Читаю список из отсутствий:
сердцебиенье, скорби плеч.
Они сквозь каверзы тумана
ещё видны едва, едва.
В окне вагона-ресторана
мелькает мёртвая трава.
Дрожит, огней отведав, водка.
Бокал прозрачен, точен взмах.
И жизнь качается, как лодка
на окаянских рубежах.
Скажи, в какое захолустье
швырнуть полуденное: «Что ж!»
И спрятать тень в глухое устье
реки блистающей, как нож.
Где он приют для погорельца
с душой прожжённой в пух и прах?
И в лабиринтах Билла Гейца
не скрыться с дырками в крылах.
Куда, к кому с такою раной?
(В тарелке ножик дребезжит)
Я неприкаянный, незваный
пью и смеюсь, как Вечный жид…