1
Проклятье жить, блуждая между строк,
Во всем ища знаменья и приметы.
Сродни пороку сердца дар поэта,
Да не изжить из сердца сей порок.
Так бесконечно близок и далек
Поникший парус старого корвета,
Дрейфующего в поисках ответа,
Кто больше в этом мире одинок?
Лишь чайки крик прорежет неба синь.
Мне осознанья миг невыносим:
Нет счастья, воли нет и нет покоя.
Как «отче наш» твержу без сна «отсрочь!»
Есть только одиночество и ночь
С чадящей от отчаянья свечою.
2
С чадящей от отчаянья свечою
Металась между окнами луна.
Я здесь одна, а там она одна.
Мой берег, обихоженный волною,
Сдавался в плен вечернему прибою.
Моя вина. Великая вина.
Я забываю даты, имена,
Но от того не становлюсь собою.
Во мне Катулл, Гораций и Плутарх,
И море, необъятное как страх.
Мой берег сдан. Мой берег сдан без боя,
Обласканный отравленной волной,
Уже иной. Я становлюсь иной
Под вылущенной стылою луною.
3
Под вылущенной стылою луною
Вдруг ощутить потребность в мятеже
И с этой уязвимостью в душе
Пытаться жить. Проникнуться игрою,
Томительно-азартной, но пустою.
Смотрите, Клод Жозеф и Беранже,
Чем для бунтарских песен не сюжет?
Я памятником бывшему герою
Стою, как бледный Гамлет на подмостках.
Жизнь сыграна. Посажена березка…
Во взоре неосмысленный упрек –
Вопрос иного века: был иль не был?
На белый лист нейдет ни быль, ни небыль –
Так безнадежно хрупок мой мирок.
4
Так безнадежно хрупок мой мирок,
Мне сон обещан, но не обеспечен.
Под утро неизбежно гаснут свечи,
Дрожит не опаленное крыло.
Прости, ты не успел, мой мотылек.
Ни слова в простоте – всё рифмы в речи,
Но, говорят, и это нынче лечат,
А кто-то там уже подвел итог…
Охвачены предчувствием утраты
Истлевших листьев бурые стигматы.
Роняют капли века в водосток
Слепых дождей сквозные многоточья,
Морщинами не тронут лика ночи,
Пока зарей не вылинял восток.
5
Пока зарей не вылинял восток,
Спи, Муза, демон, спи в объятьях лени,
Какие сны – такое пробужденье.
Но вечный путь – не твой, а мой порок.
Как будто мало на земле дорог,
Чтоб по слогам из слов слагать ступени,
По ним бежать, дрожа от нетерпенья,
Как вовремя не спущенный курок.
Бежать, не поворачивая вспять,
Срываться, падать, и бежать опять,
Не чувствуя опоры под собою,
Но ощущая кожей каждый шаг...
И замереть над бездной, не дыша,
Апострофом, зависшим над строкою.
6
Апострофом, зависшим над строкою,
Луна, как прежде вычурно бледна,
Как прежде изменяет времена
И ход событий. Воздух над землею
Колышет терпкий запах сухостоя.
Земля к исходу дня истощена
Полынно-горькой гарью. Тишина
И ночь ей в помощь. Я не удостою
Надеждой душу, что за ночь к утру
Себя, как из осколков, соберу,
Отбросив паззлы с болью и тоскою.
Как эта жизнь похожа на игру!
И пальцы, корчась, тянутся к перу,
И взгляд не поспевает за рукою.
7
И взгляд не поспевает за рукою
Рука за мыслью, мысль за взглядом. Круг.
Неизлечимый времени недуг –
Цикличность обезличенного строя
Желеобразных будней с толчеею
Привычек, ожиданий, встреч, разлук
Случайных фраз, пожатых в спешке рук
И вечных распрей с глупою судьбою.
А мойры знают, рвется там, где тонко.
Молчанье мне отныне станет долгом,
Приютом – одиночество дорог.
Не обхожусь без Ницше и без мата.
И лишь дойдя до точки невозврата,
Я от безумья вновь на волосок.
8
Я от безумья вновь на волосок
От осознанья кривизны пространства,
И сингулярность в точке постоянства,
Как сублимат невыписанных строк,
Пятном чернильным сходит на листок,
Хмелея от возможности альянса.
Я не читать стихов и бегать пьянства
Сегодня не даю себе зарок,
Быт оседает пеплом на висках,
И на истлевших алых парусах,
Уже немыслим путь от яна к иню.
По разным полюсам одной земли
Расходимся, как в море корабли,
Звезды погасшей забывая имя.
9
Звезды погасшей забывая имя,
Я все храню ее фантомный свет.
Нет больше слов. Есть только «да» и «нет»,
И никаких союзов между ними.
Меж черных дыр индиговой пустыни
Как белый карлик кружит мой корвет
На карте неба средь других планет,
Танцующих беспомощно нагими,
Где время спит на бархате эпох,
Где близорукий, одноглазый бог
Стирает пыль с надтреснутой святыни,
Где жизнь сдают внаем за пятачок.
И глядя за чернеющий зрачок,
Я помню, долг – молчание отныне.
10
Я помню, долг – молчание отныне,
Мое проклятье, мой же оберег.
Уже готов сорваться первый снег,
Стеклянен воздух, как рассветный иней,
Но все еще так горек вкус полыни,
Разлитый вдоль туманных русел рек.
«Усталый раб, замыслил я побег» –
Лишь тот обрящет, кто сперва отринет.
Менялся мир, кончался век-калека,
И поздняя гроза вдогонку веку
Как плетью рассекала небеса.
Бежать, подставив плечи этим плетям –
Мне в помощь ночь. Но снова в спину светит
Луна, что холоднее, чем Иса.
11
Луна, что холоднее, чем Иса,
По-прежнему следит за пьесой зорко.
Пустеет прежде шумная гримерка
И занавес, как ночь на полюсах.
Смолкают в оркестровой голоса.
На бис, живые, поклонитесь мертвым,
Вам снова аплодирует галерка.
И замирают стрелки на часах.
Неопытен и слаб, как первый вздох,
Сдает зачет на профпригодность бог,
И Рим падет, и канут в Лету гунны.
Прийти на миг, исчезнуть навсегда.
И лишь давно погасшая звезда
Так ярко светит… Что ей эти руны?
12
Так ярко светит… что ей эти руны?
Свеча. Не то, чтоб в доме лампы нет,
Но лампы свет, как тусклый блеск монет,
Не теплый, а обманчиво-латунный,
Даров не принимая от Фортуны,
Покуда силу не набрал рассвет,
Я, предавая память прошлых лет,
Забыв про сон и остальные думы,
Вопросом вечным задаюсь опять:
Как жить, но культ из жизни не создать?
И, как под марш, под звук сонаты лунной
Без абордажных снастей, без ветрил
Иду на тех, кто этот мир творил,
Натягивая шкоты, словно струны.
13
Натягивая шкоты, словно струны,
И нервы, как тугую тетиву,
Я снова ощущаю, что живу –
Мечты смелы, желанья злы и юны.
И помыслы прозрачней вод лагуны,
И сны средь дня приходят наяву.
Но как с надежной тверди на корму
Я возвращаюсь в этот мир безумный.
Окончен век, но новый век не начат.
Жизнь на пятак и божий дар на сдачу.
И холодит, как поутру роса,
Извечный враг сознанья – либо, либо.
Куда ж нам плыть? За нас свершая выбор,
Астматик-ветер дышит в паруса.
14
Астматик-ветер дышит в паруса,
Меняя курс на призрачное «где-то»,
Где волнами прибоя в ночь раздета
Печальная песчаная коса.
Бессонница. Припухшие глаза.
На белый лист пролиты лужи света.
Остывший чай. Звезда скатилась в лето
Как по щеке случайная слеза
От ветра, заплутавшего поныне
Меж странными немногими иными,
Кто до седых волос изжить не смог
Никчемный дар – в сердца других стучаться,
Нелепую особенность паяца,
Проклятье жить, блуждая между строк.
МАГИСТРАЛ
Проклятье жить, блуждая между строк,
С чадящей от отчаянья свечою.
Под вылущенной стылою луною
Так безнадежно хрупок мой мирок.
Пока зарей не вылинял восток,
Апострофом, зависшим над строкою,
И взгляд не поспевает за рукою,
Я от безумья вновь на волосок.
Звезды погасшей забывая имя,
Я помню, долг – молчание отныне.
Луна, что холоднее, чем Иса
Так ярко светит... что ей эти руны?
Натягивая шкоты, словно струны,
Астматик-ветер дышит в паруса.