Память у меня слабая, через это – сплошные неприятности. Друзей у меня давно нет и все родственники на меня в обиде. Говорят, что зазнался: прохожу мимо и даже не здороваюсь. Какие только лекарства не пробовал, какими только средствами не пользовался – ничего не помогает. Директор мой вызывает к себе и говорит:
- Что же это ты, Мушкин, распоясался? Позавчера чуть не сбил меня на улице и – ни здрасте, ни до свидания, прошел мимо и здорово живешь… Или директор уже для тебя ничего не значит?..
Лишил он меня премиальных, но я ему до сих пор благодарен за этот урок. Нашел верное средство… Хотя поначалу как-то непривычно было. По улице идешь и мучаешься: все прохожие – знакомыми кажутся, но не можешь вспомнить, где ты их видел и откуда ты их знаешь. Выбираешь самых солидных на вид и на всякий случай киваешь им головой, будто здороваешься. Они останавливаются, здороваются со мной, спрашивают как живу, дают свои визитные карточки и в полном недоумении идут дальше.
На работе я вдруг самым уважаемым человеком стал. Директор вызывает меня к себе, заискивающе так смотрит в глаза и говорит, подмигивая:
- Что же ты, братец, молчишь о своих знакомых и родственниках?
- А что, я кричать о них должен? – отвечаю.
- Не скромничай, - говорит директор. – Я ведь давно за тобой наблюдаю, и вижу, с кем ты здороваешься, и с кем на короткой ноге… Тебя сам Платон Самсоныч к себе приглашает.
Я стою – вспоминаю, кто он такой. Директор выделяет мне свою машину и лично везет меня к какому-то Платону Самсоновичу. Там меня встречают как врача скорой помощи и, пока ведут по длинным коридорам, полушепотом сообщают:
- Что вы с ним сделали?! Он потерял покой, аппетит, сон…
Захожу в кабинет, там сидит мужчина болезненного вида. Я на всякий случай киваю ему головой, он соскакивает с кресла и бежит ко мне с распростертыми объятьями.
- Дорогуша! – кричит он. – Голубчик! Нехорошо забывать старых друзей!..
- Дела… – отвечаю рассеяно.
Он долго извиняется и спрашивает, наконец, как меня зовут. Я с понимающим видом сообщаю ему свое имя и отчество, и чувствую, как Платон Самсонович начинает оживать. Совершенно случайно у него оказывается путевка в круиз по Средиземноморью, и он умоляет меня выручить его и принять эту путевку. Я на всякий случай киваю ему головой. Он извиняется и спрашивает, не родственник ли я самого Поликарпа Герасимовича, потому, что он видел однажды, как мы здоровались и радовались встрече, но ему тогда неудобно было подойти, ибо он боялся показаться нескромным. Платон Самсонович передал мне, что Поликарп Герасимович очень хотел меня видеть. Он уговорил меня, чтобы я ехал в его машине и лично проводил меня до нее. Сказав моему директору, что тот свободен, Платон Самсонович повез меня к Поликарпу Герасимовичу.
С того момента все у меня пошло за «здорово живешь». Поликарп Герасимович спрашивал меня, откуда я знаю самого Прокопия Афанасьевича – он видел, что я с ним запросто здоровался, но тогда побоялся беспокоить нас, а теперь рад случаю встретиться. Прокопий Афанасьевич спрашивал о Вениамине Матвеевиче…
В результате выяснилось, что я здоровался со всеми самыми уважаемыми людьми. Город начало лихорадить. Все мучительно вспоминали, кто я такой и откуда меня знают. На одном из банкетов Вениамин Матвеевич заявил:
- Уважаемый наш! Сколько ты будешь нас мучить загадками? Скажи нам, откуда мы тебя знаем и чей ты родственник?
Я бил себя кулаком в грудь и доказывал, что я – ничей не родственник, что я – обыкновенный рабочий…
- Вы необыкновенный! – перебивали меня. – При таких грандиозных знакомствах и связях такая скромность, как у вас, - величайшая редкость!
Я понял, что возражать бесполезно.
- Не помню! – небрежно сказал я. - Много их, разве упомнишь всех?!
Все присутствующие вытянулись передо мной. Я на всякий случай кивнул им головой и поспешил в аэропорт.
Я боялся опоздать на праздничный ужин к вождю племени Киу-Сиу…