А в замочной скважине сквозняк
поселился ключиком к разгадке
холодка. И злаком всходит знак.
Так беги же, сердце, без оглядки
по траве, за тридевять земель,
от любви. Веселое лекарство
пей и жди, пока отпустит хмель,
чтоб железным правилам мытарства
разучиться следовать назло
всем страстям и жажде новой страсти.
Нам с тобой опять не повезло.
Кораблю не жмут тугие снасти.
Так плыви ж за тридевять морей
по волнам, под страхом смертной казни,
по приказу двух твоих царей,
против ветра, чтоб увидеть праздник
торжества анархии в стране,
процветавшей некогда. Но дважды
разоренной, выжженной, в огне
потерявшей крепости и граждан,
войско, флот, величие и власть
над врагом, плебеями, стихией...
Можно пить, разбойничать и красть.
Полетели головы лихие
с плеч долой, как мелочь из горсти,
в грязь лицом, как листья ветром с веток.
Нас с тобой попробует спасти
тот стрелок, который смел и меток,
тот, кто знает узкую тропу,
тайный ход в чудесное пространство.
Даст взаймы последнему рабу
серебра, и на исходе странствий
он попросит верности взамен
власти, славы, почестей, богатства...
Мы отплатим золотом измен,
и кровосмесительное братство
заведем с каким-нибудь из всех
дураком, который погрубее.
На песок постелит снежный мех
зимний день. И спинкой скарабея
обернется бабочка-душа.
Мы с тобой не пашем и не сеем.
Юный бог склонился, не дыша,
посмотреть на спящую Психею...
(с) 1999