JERUSALEM
1.
Да, мне чужды шаббат с синагогой,
Я вернусь в свой расхристанный свет,
Но еврейская девушка строго
Попросила обратный билет.
И пронзительным взглядом сверлила
Мою душу до самого дна,
А потом вдруг взяла и впустила
В свой небесный Израиль меня.
И шагнул я на землю печали
И любви - из таможенных дверей,
И меня, как родного, встречали,
Потому что я был не еврей.
И таксист, заводной от обиды,
Злился: деньги, мол, куры клюют!
Как вам нравятся эти хасиды?
За бесплатно им гроши дают!
И ругал всех на свете со смехом,
Прошвырнуться в Эйлат зазывал...
Я еще никуда не приехал,
А как будто везде побывал!
2.
О, Боже! Крым, взлетающий на взгорье,
Впитавший кровь кочевий первозданных, -
Медвежий угол Средиземноморья,
Нелепый слепок с глин обетованных...
Так первый шаг стремительно восторжен,
Так первый взгляд еще не видит фальши,
Но конь воображения стреножен –
Все - быль, все – явь, не ближе и не дальше...
3.
Коловращенье, сердцевина мира,
Людские змейки вкривь струятся, вкось,
И голос муэдзина, как рапира,
Пронизывает улочки насквозь.
И камни полустернтых узких лестниц,
И стен кабаллистический узор,
И глазки подрастающих прелестниц
Из-под хиджабов целятся в упор.
И вечная вскипающая склока
Юнцов и засыпающих отцов,
И ладан с пряным привкусом востока
Дымком дурманит разум мудрецов.
4.
Тебе-то что, кудлатый арабчонок,
До наших христианских рефлексий?
Наивно ощетинившись, волчонок,
Гортанно кроет пасынков Россий.
Мы все ему кошмарно безразличны,
Одно лицо, одна – чужая - масть,
Мы пойманы заранее с поличным,
И в мыслях не державшие – украсть.
И он свистит, кривляется и корчит
Нам рожи, беспощадный паренек,
И насылает сразу сглаз и порчу,
Ему еще, балбесу, невдомек:
В хасидском облачении злодейства
Не больше, чем в поделке из стекла.
Бедняга! Корень зла не в иудействе, -
В неосмысленьи веры корень зла.
5.
Саломея
Пленяют ворожбою танцы,
И нет ни воздуха, ни слов,
И, ублажая души старцев,
На блюдах требуют голов.
И страсть – огонь, преддверье ада,
И звезды падают на дно,
Чужой покорности услада
Хмелит сильнее, чем вино.
Прожить, очей поднять не смея,
Побойся! Бога не гневи!
О, Саломея, Саломея!
Смерть есть предательство любви.
Текут в кровавом цвете реки,
Когда мы все до одного
Не чуем Бога в человеке,
А он – подобие Его!
6.
Когда с лекалами земными
Мы к Божьим ладимся делам,
Теснимся в очередь к святыням
И невдомек бывает нам -
Что и в Крестительских купальнях,
И в паутине ворожбы:
Увы, нет в наших готовальнях
Железных циркулей судьбы.
И не очертит серый грифель
Окружность жизненных пространств,
Как не заменит шелест гривен
Природы сказочных убранств.
7.
Стена плача
***
Удел твой уготован,
Не бойся, не кричи.
Пусть тысячи винтовок,
Пристрелянных в ночи,
Пронизывают спину,
Как в странном страшном сне.
Свои на то причины –
Стоять лицом к стене,
Прислушиваясь чутко
К чужим шагам вдали,
И обернуться жутко
На хлесткий окрик: «Пли!»
***
Прочь из сердца страхи суеверны,
Каждому своё - наперечёт.
Сколько было, сколько будет скверны, -
По камням всё вниз к ногам стечет.
Никогда от боли не скукожится,
Как бы покаянен не был спрос,
Вечная шагреневая кожица,
Гладкая от шепота и слез.
***
Даже солнце за тучи не прячется,
Дни до капельки сочтены -
Мне не плачется, мне не плачется,
Мне не плачется у стены.
Круг за кругом паломники вертятся,
К камню путь пробивая плечом -
Мне не слышится, мне не верится,
Мне не молится ни о чем.
Не дорос я до понимания,
Кто зачтет мне последний грех?
Ни прощения нет, ни раскаянья,
Даже боли своей... за всех.
8.
Ворон, и тот сюда редко летает,
В коме лежит бытиё,
Мёртвое море мертвецки качает
Бренное тело моё.
Первый шажок в глубину мирозданья,
Первый – неадовый - круг.
Перво-движенье к перво-преданью -
Так незаметно и вдруг.
Все - как вживую: деньги и слава,
Даром не выжмешь слезу,
Мёртво налево, мёртво направо,
Мёртво вверху и внизу.
Кажется, всюду ходил осторожно,
Глянешь – откуда взялась?
Ноги обвяжет, вычистит кожу, -
Душу не вычистит грязь?
Воздух тяжелый льётся елеем,
Сладкой отравы питьё,
С каждым глотком все живее, живее
Бренное тело моё.
9.
Пусть проносятся ветры и годы,
Пусть раскрошатся камни стены -
Счастья нет без любви и свободы,
А свобода не знает цены.
Будет путь наш в бессмертье коротким,
Наша вечная слава проста:
Перережем друг другу мы глотки,
Но Масада* не будет взята!
Этот выбор мы сделали сами
И господь зас заранье простил.
Кесарь властвовать жаждал над нами? -
Кесарь мёртвых во власть получил!
Будет путь наш в бессмертье коротким,
Наша вечная слава проста:
Перережем друг другу мы глотки,
Но Масада не будет взята!
Нет у мужества сроков – мы живы,
Не возьмут ни стрела, ни петля.
У врага в сердце страх и нажива,
У Израиля – честь и земля.
Будет путь наш в бессмертье коротким,
Наша вечная слава проста:
Перережем друг другу мы глотки,
Но Масада не будет взята!
Черепки с именами – обломки
Наших жизней. Нет времени вспять.
Припадут на колено потомки
И упрямо прошепчут опять:
Будет путь наш в бессмертье коротким,
Наша вечная слава проста:
Перережем друг другу мы глотки,
Но Масада не будет Взята!
* Масада – крепость Ирода Великого (1 век до н.э.),
защитники котрой предпочли самоубийство римскому
плену, когда падение крепости стало неизбежным.
10.
На улице Агриппас* щемящее житьё,
Хохлятского акцента узнаванье,
Привычное для уха хасидское нытьё
И лжесемитских глаз очарованье.
По улице Агриппас гуляют неспеша,
Заглядывая в тесные лавчонки,
И вскрик арабский хлёсток, как чирк карандаша,
Но застревает намертво в печёнках.
На улице Агриппас пекут с дымком лаваш
И починяют старый желтый примус.
Кто новообращенный, а кто пока что наш, -
Без разницы на улице Агриппас.
* Агриппас – одна из центральных улиц Иерусалима.
11.
Текут себе эпохи, по камешкам скользя
С исламским безразличьем к иноверцам,
Кто цедит жизни крохи, тому спешить нельзя,
Тому весь век – как два удара сердца.
Что слушать даром притчи да сказки о богах?
Иных уж нет на свете и впомине.
А истины нет в винах, как правды нет в ногах, -
Вся истина всегда посередине.
Пророк, он где-то рядом? Пророк, он среди нас?
Его и днем с огнем искать не надо?
И Via dolorosa* - кому-то судный час,
Кому-то – маскерад и клоунада.
*Via dolorosa (лат.) – путь страданий – дорога,
по которой Иисус нес свой крест на Голгофу.
12.
Мир недобр, неразумен, немил,
Все не так в этой жизни, как надо...
Сколько б денег еврей не скопил,
Все равно нет печальнее взгляда.
13.
Вне компьютеных директорий,
По заманчивой полосе
Мы летим на границах историй -
По пристрелянному шоссе.
Эктремальный шофер не верит
В свое мужество. Просто он
Нас везет на смертельный берег,
Как возил через Стикс Харон.
Хрупок мир из двух половинок,
И как клин в резонанс на мосту* -
Иудеи российских глубинок
На израильском блокпосту.
И тинэйджер, вчера из Рязани,
Не от армии клянчит печать:
«Папа, сделай мне обрезание.
Я хочу вас, как все, защищать.»
* При передвижении по мосту один из солдат
в строю должен идти не в ногу, - чтобы мост
из-за резонанса не разрушился.
14.
От усталых святынь веет чудом и запахом мирта,
В Гефсиманском саду промышляют вовсю щипачи,
Мусульманин Джуда*, сохранитель священного мира,
Каждый год сотни лет носит к Храму Господню ключи.
Наши годы текут и в Пути растворяются Млечном,
Возвращенье мессий на устах неумолчной молвы,
И бредут пастухи по нелегким тропинкам овечьим
И не знают еще, что они – это те же волхвы.
А в Геене** горят не огни, а инжир да олива,
Тайных вечерь не счесть, нет Иисуса ни в яви, ни в сне,
Значит, нам еще ждать, как пустынному морю - полива,
И гореть двум свечам до утра на еврейском окне.
* Джуда – арабское мусульманское семейство,
которое на протяжении многих столетий яв-
ляется хранителем ключей от Храма Гроба Господня.
** Геена огненная – ущелье у южных стен Иерусалима,
где когда-то свершались кровавые языческие обряды.
15.
Когда в Кесарии* светает
И солнце чертит контур гор,
С земли на небо отлетает
Волшебный дух любви. Узор
Теней причудливых ложится
На обнаженные холмы,
И из расщилен пар струится,
И исчезают замки тьмы.
Согласно вечного закона
Смолкает шёпот струн в шатре
И утомленная Юнона**
Смыкает очи на заре.
* Кесария – город, построенный Иродом Великим
на берегу Средиземного моря, который в течение
600 лет был официальной столицей римской
«провинции Иудеи».
** Юнона ( лат. Juno) – в древнеримской мифологии -
царица богов, жена Юпитера, покровительница
брака и рождения.
16.
Когда седой паломник молится
И бродит по святым местам,
Он вспоминает ту околицу,
Тот угол, где родился сам.
Он помнит воду той купели,
В которой был впервой омыт,
Молочный запах колыбели,
И первых страх, и первый стыд.
Рай впереди иль страшный Тартар,
Все в этом мире – отчий дом,
И мы, осколки древних амфор,
Вчера, сегодня и потом.
Все наши мнимые проблемы
И тщетность сохраненья тайн -
Все – от камней Jerusalem’a*,
Все это – звук Jerushalaim*.
Изгибы мягких спин плебейских,
Обманы ласковых удач,
Гортанность криков арамейских,
Тягучий иудейский плач -
Все в нас копилось, пластовалось,
Вслепую множилось, росло,
В глубинных шахтах оаставалось,
Пока прозренье не пришло,
Пока не стало ясно, ясно,
Что на свету или во мгле
Все церкви, секты, расы, касты
До часа – промельк на Земле.
* Jerusalem – латинское название иерусалима
** Jerushalaim – название Иерусалима на иврите.
17.
В основаньи времен - убеленные камни и кости,
А на храмах лежит удивительный отблеск зари,
Не хозяева мы, не мгновенные сирые гости, -
Триедины во плоти с лампадкою света внутри.
18.
Невесомо, незримо слово,
Но не рвется веками нить -
Возложить бы на ложе Христово
Свою совесть да освятить.
От соблазна бы не забыться,
Появившись на этот свет.
Наша жизнь – не в полете птица, -
Пара брошенных в пыль монет.
Под луною ничто не ново,
А по-старому – не скроить.
Возложить бы на ложе Христово
Свое сердце да освятить.
Клясться без толку пред веками,
Подводя под чертой итог.
Побратимом умри с врагами,
Если в жизни простить не смог.
Без любви – что в дому без крова -
Дня единого не прожить.
Возложить бы на ложе Христово
Свою душу да освятить!
19.
Ах, восточный базар –
На туристах навар
И по золоту с медью чеканка,
А у Яффских ворот*
Русский нищий поет
Про тюрьму под названьем Таганка.
Я не Бог, не факир,
Повидал этот мир,
Поиграл с чертом я в лотерею,
Опускался на дно,
Только знаю одно:
Никогда я не стану евреем.
Из кальяна – гашиш,
На подносах – кишмиш
Да зазывного крика обманка,
А у Яффских ворот
Русский нищий поет
Про тюрьму под названьем Таганка.
Я запоями пил,
Денег я не скопил,
Не давила от жадности жаба,
Я друзей выручал,
Я от боли кричал,
Никогда я не стану арабом!
Я орешки жую,
На алмазы плюю,
Мне до фени бриллиантов огранка,
Ведь у Яффских ворот
Русский нищий поет
Про тюрьму под названьем Таганка.
Братом буду хоть с кем,
С греком пусть насовсем,
Даже с чукчей на самую малость,
Только сердце замрет
Возле Яффских ворот,
Это значит – я русским останусь!
* Яффские ворота – одни из семи ворот,
ведущих в старый город в Иерусалиме.
20.
Не мало дано нам, не много,
Пусть знает идущий за мной:
Священная милость от Бога –
Презрение к славе земной.
Ты слышишь? Как праведный шёпот,
Огонь возникает из тьмы?
Все канет, останется опыт
И, значит, останемся мы.
И слово останется словом,
И кровь перельётся во кровь,
И вновь под неведомым кровом
Продолжится наша любовь.
21.
Куплен дальний билет,
Мне в дорогу до Судного дня.
Кто зажег во мне свет, -
Никогда не покинет меня.
Сколько будет мне дней -
Машинист только знает ответ.
Поезд мчится быстрей -
Помашите рукою мне вслед.
От расщелин и скал,
Где излечат любую беду,
Где начало начал,
Я по градам и весям иду.
И огонь от лучин,
Прикоснувшись к запавшим устам,
Как от Жизни ключи,
Передам, передам, передам...
22.
Когда, устав от проклятых вопросов,
Прерву земной незавершенный путь,
Я снова вспомню камни dolorosa
И под оливой сяду отдохнуть.
И вновь возникнет град обетованный
Из дымки нескончаемых веков,
И я увижу облик долгожданный -
И с глаз спадет мучительный покров.
И заживет тревожащая рана,
И трещина раскроется в скале,
И кровь коснется черепа Адама,
И смертный грех искупится в земле.
23.
Акко*. Легкий самолетик
Вертит виражи.
Что, дружок, тебя заботит? -
Все мне расскажи.
Видишь, хижина белет
Там, на берегу?
Я утешу, как сумею, -
Тем и помогу.
Я твои слезинки спрячу
Вдалеке от глаз,
Посулю тебе удачу –
Будет в добрый час.
* Акко - древнейший (ок. 4000 лет) порт на
берегу Средиземного моря в Израиле.
24.
Хранить в глубине, в потаенном пенале
Перо, у которого судеб не счесть,
Быть камнем в основе, быть словом в начале –
Великая тяжесть, тяжелая честь.
Бывают признанья ошибками слуха,
Но если ко лжи от корней не привык, -
Нет грешного сердца – вместилища Духа,
Но грешным, к несчастью, бывает язык.
25.
Зачаты в грехе первородном,
Свой крест самодельный несём
И платим за правду свободой,
А землю воюем мечом.
На грани добра и злодейства
Не зря зеленеет самшит,
И смерть - как последнее действо -
Уже никого не страшит.
Ведь боязно не умиранье,
А эта, последняя, роль
Забвенья и неузнаванья
И эта безумная боль.
Моря высыхают, мелея,
И нам не ответит никто
За что мы так страшно стареем,
Так немощно дряхлы. За что?
26.
Куда все это греческое делось:
Гомер, Итака, Александров пыл,
Вокруг всепоглощающая смелость?
Когда набатный колокол пробил?
Колосс Родосский, амфоры, галеры,
Спартанцы, Фермопилы, блеск Афин,
Божественная царственность Венеры...
Все превратилось в тусклый дым руин.
И хохот амфитеаторного зала,
Бессмысленные сладкие грехи...
Трагичная античность исчезала,
От греков оставались пастухи.
Тепло Эллады ёжилось и меркло,
Блеск философий чах, стирался, гас,
И море поглощало равномерно
Дворцы. Закатный приближался час.
Летели орды дикие галопом,
Кровавым азиатский был потоп,
И Чингис-хан ломился в дверь Европы
Через трясины муромских болот.
Все было так и с Римом, с Вавилоном,
Империи стирались в пыль на нет...
Но воперки бесжалостным законам
Иерусалим все излучает свет.
Крикливый, суетливый, беспощадный,
Бичующий с безумством молодым,
Прикрыв стыдобу руганью площадной,
Остался он таким же золотым.
Остался средоточием вместилищ
Священных тайн, шифрованных картин,
И стерегут покой его хранилищ,
За нами наблюдая, Бог и Сын.
Все будет течь, терять свой голос лира,
Но где бы не случился вновь причал,
Он будет здесь, у сотворенья Мира,
В начале Человеческих начал.
27.
P.S.
Познание мира – простая наука,
Разверзнется небо, закончится твердь.
Презрение к слову – опасная штука,
Гораздо опасней, чем жизнь или смерть.
Кто зряч, тот и видит, кто хочет, тот слышит, -
Кумира из ближнего не сотвори.
Прощение – дар, исцеляющий свыше,
А царствие Божие – голос внутри.