Сокровения

   АЛЕКСАНДР ЗАГОРУЛЬКО

           СОКРОВЕНИЯ


Даже трудно себе представить, что поэт Александр Загорулько по специальности патологоанатом, знающий так много о смерти, несет в себе нежную душу, мягкий взгляд на жизнь, на людские отношения. Ему бы работать в стиле Рэмбо или Бодлера, каковых уже почти не осталось, ибо поэты бегут из стана леонардодавинчиевских понятий и знаний о мире в лирический озноб и откровения. Странная штука поэзия. Поселяется не там, где надо, и не в том, но «пресволочнейшая штуковина, существует, и ни в зуб ногой». Вот и Александр Загорулько – поэт  точный, рисунок его стихов классический, и никакой разлохмаченности, и они сами - противоположность его другого, знающего хаос, ад и все, что за ним. Он как бы скрывается за передним планом и растворяется, не выпячивается, подглядывает как из-за занавеса. На это способна восточная философия - равный равному, равный самому себе и попытка слиться с личностью. Мне нравится в нем и то, что он никогда не занимался гражданской риторикой, пафос его подлинен и человечен. Это всегда присуще его стихам, приближает к людям. Поэтому он имеет такой широкий отклик и признание.

Александр Ткаченко



                Всегда оставляй надежду. И не потому,
                что она умирает последней, но потому,
                что живет дольше всех.


                ***
Пусть я без роду буду, без племени,
Здесь ли в глуши, под парижскими ль крышами,
Я умоляю до исступления:
«Сделай мя, Господи, быти услышанным!»

Существование анти-утробное,
Доля художника – как наркомания.
Горше ошибок – смерти подобное
Предощущение непонимания.

Это – как Родина: хочешь – не выберешь.
Даже под шепоты: «Боком не вышло бы...» -
Суть из поэта клином не вышибешь:
«Сделай мя, Господи, быти услышанным!»

Хуже тоски алкогольного облика,
Казни страшнее трудно и вымолвить:
Сказано слово – несть ему отклика.
Как же за это прощение вымолить?

Не помешательство, не наваждение.
Ночи без сна не окажутся лишними.
Если я Твой со-творец по рождению:
«Сделай мя, Господи, быти услышанным!»


                ***
А воздух Форосского брега
Так сладостен ветром своим –
Всего мимолетного века
Не хватит насытиться им.


                ***
Этот запах Азовских закатов,
Терпкий вкус чабреца да полынь,
Казантипские сирые хаты
И бока разжелтевшихся дынь.

И ветра дуют туго, как будто
На небесные давят меха,
И наваристей кажется утром,
Настоявшись, ночная уха.



         Октябрь в Крыму

Как голос слегка с хрипотцой,
Чарует безлюдье приятцей.
И солнышко греет с ленцой,
С какой-то вальяжной прохладцей.


                Ноктюрн

Гранитная магия плёса –
Луной освященный магнит,
И резкая тень от утёса
На девственном лесе лежит.

И горестный вкус молочая,
Звезды одинокий полет,
И, жалуясь, птица ночная
Любовную песню поет.


                ***
Когда берешь в подруги скуку
С наивно ранних юных лет,
Судьба – не чай на скору руку,
А затянувшийся обед.

Без вкуса, запаха и соли,
Без одуряющих приправ,
Без острой радости и боли,
Ты – как оракул – вечно прав.

Проходят где-то стороною
Обиды, страхи, ночи, дни...
Кого прельстишь такой стряпнею?
Избави! Боже сохрани!


                ***
Как будто к стенке прислоненный,
Опущен в воду с головой,
Бредет, бредет неоцененный
По этой жизни сам не свой.

Вокруг безмерные тупицы,
Сонм идиотствующих рож.
От невозможности пробиться
На рыбу снулую похож.

От гениальности озлоблен
На вечных дураков и дур,
Расставив локти, как оглобли,
Живет непоправимо хмур.

О славе по ночам мечтает,
Поскольку ближним не чета,
И ведь того не замечает,
Что сам не стоит ни черта.


                Романс

Не плачь, мой друг, не плачь!
Разлука нас рассудит.
Кто прав, кто виноват,
Забудем насовсем.
Кто был любим хоть раз,
Не раз еще полюбит,
Кто не шептал : «Люблю!» -,
Тот вечно будет нем.

Какие бы уста
Нас в жизни ни ласкали,
К каким бы припадать
Ни выпало рукам,
С тобою б никогда
Мы прежними не стали.
Не плачь, мой друг, не плачь,
Когда я плачу сам.

Последний поцелуй
Не знает о прощанье,
Пролитое вино
Не сохранить в горсти.
Не иссушат слезу
Пустые обещанья.
Не плачь, мой друг, не плачь!
Прости меня, прости!


                Ак-Кая

Морозы, суховеи, недороды,
Протачивает недра гор вода,
Уныло пережевывают годы
На пастбищах ленивые стада.

Скупой мурза считает деньги ночью,
Казачьих шашек зубрится металл,
А десны белых склонов держат прочно
Крутые зубья первобытных скал.



                ***
Какое славное раздолье
Для аур всяческих и карм,
Неистребим, как мышь в подполье,
Одесский местечковый шарм.

Здесь вехой славного этапа,
Как гордый Коммунизма пик,
Канонизирован, как папа,
Неистребимый Беня Крик.


             Лисья бухта

Влага сонно сочится сквозь годы,
Словно пот проступает из пор –
Эти лунные струйки породы
На керамике глиняных гор.

Солнца лучик – ломается скальпель
На дрожащих от ветра волнах,
Загораются линзочки капель
На нагих шоколадных телах.


                ***
Я не люблю тоскливого геройства,
Натужного кривлянья пред концом,
Ведь призраку сомнительного свойства
Увы, не стать для Гамлета отцом.

Не выжать слез из глаз стеклообразных,
Хрусталик на ледышку заменен.
Тела одни, да души, к счастью, разны,
Хотя и днем не сыщешь их с огнем.


                ***
Зачем от себя без оглядки
Бежать, выбиваясь из сил,
Коль ходят под кожей лопатки
Зачатками ангельских крыл?

Зачем выдавать по ранжиру
Всем сестрам по жалким серьгам?
Богатые бесятся с жиру,
А деньги ложатся к деньгам...


                Рококо

Завитушки, рюшки, дужки,
Волны в матовом стекле,
Рококошные игрушки
В легком стиле крем-брюле.


Белым шелком платья шиты,
Чуть стыдлив румянец стен,
Фаворитки, фавориты –
Вкус признаний и измен.


         Санаторий «Аркадия»

Балерина в дурацком фонтане,
Дискоболы времен ГТО,
Чай в немытом гранёном стакане,
Алебастровый конь... без пальто.

Планетарий – свеча атеизма
Да борьба за мифический мир –
Бесподобный восторг коммунизма,
Дорогой санаторный ампир.


                ***    
Забыв, что мы все – христиане,
Что вечно веревку не вить,
С последним билетом в кармане
Нам хочется плакать, но жить!

Но знает Господь свое дело
И дольше, чем нужно, не ждет:
Оставит здесь дряхлое тело,
А юную душу возьмет.


                ***
Твои лики на куполосводе,
Перламутром горят витражи.
Как, скажи, научиться свободе,
Как любви научиться, скажи?

Научи, как быть равным средь равных,
Не ровнее, а вровень лететь,
Как жить правым средь тысяч неправых,
Распахнув золоченую клеть?

Тянем вверх свои тощие шеи,
Умоляем, канючим, ревем,
Просим все, ничего не умея,
А взамен ничего не даем.

Даже если в мозолях ладони,
Даже если считаем гроши,
Все равно, прикоснувшись к иконе,
Говорим о бессмертье души.

Как же нам, не согнувшись во страхе,
До конца донести свою кладь?
В Судный день оказавшись на плахе,
Словно Феникс из пепла восстать?

Дай постичь свою робкую дурость
Богачам, королям, голытьбе,
Даже тем, кто не знает, что думать –
Это попросту верить Тебе.


          В Херсонских степях
                1.
Ветра ерошат жалкие леса
На плоскостях Таврических губерний,
Вдали сверкает моря полоса,
И степь непостижима и безмерна.

И чахлые глухие хуторки,
Как корки хлеба на бедняцком блюде,
И смотрят на закат из-под руки
В солончаках затерянные люди.

И марева дрожащего обман,
И обволок полынного удушья,
И век – как час, как утренний туман,
И пахнет вечер торбою пастушьей.

                2.
Не споро, не гордо
Чумацкого сорта
Катилася торба
С высокого горба.

А в торбе лежало
Полхлеба и сало,
Табак и кресало –
Для счастья немало.

И торбу хватали,
Тайком раскрывали,
Сердившись, кричали:
«Да тут же печали!

Тут слезы и боли,
Смесь пота и соли,
Ни капельки воли.... -
I це наша доля?»

И локти кусали,
И торбу бросали,
И дальше бежали
В неведомы дали.

И снова не гордо
Чумацкого сорта
Катилася торба
С высокого горба...


                ***
Бил без толку из двустволки
По противнику в упор,
Всласть храпя на верхней полке
В стельку дрыхнувший майор...


                ***
Ах, от тщеславия до славы
Лишь мнится: шаг всего один.
Увы, на глупость нет управы,
Как нету горя без причин.

Ах, счастья нет у ротозейства,
Посулом смерть не ублажить.
Горазда жизнь на лицедейство,
И на соблазн горазда жизнь.

Дым без огня глаза не выест,
Не лопнет сердце от стыда,
Свинья не съест, Господь не выдаст –
Ничто не тает без следа.


        Балаклава - 2006
                Бессонница, Гомер, тугие паруса,
                Я список кораблей прочёл до середины.
                Сей длинный выводок, сей свиток журавлиный...
                Осип Мандельштам

Метнется нервно старый флюгер,
По воле бога всех морей
Враз балаклавские фелюги
Вдруг превратятся в журавлей.

И яхт гомеровской породы
По зеркалу хрустальных вод
Сквозь Сциллу и Харибду входа
Изящный караван вплывет.

Воскреснет звон на колокольне,
Коснется маков цвет волны
И отзовется эхом в штольне
Нелепый баловень войны.



                ***
Бог с ладошки пушинкою сдунул,
Потерялся я в мире менял.
Для чего Он все это придумал –
В гости к людям отправил меня?

Для чего меня носит по свету –
Я горю, замерзаю во льду, –
Если жизнь – не готовность к ответу,
А всего лишь кивок на ходу?


          Альпийская акварель

В идеальном краю эдельвейсов,
В разукрашенном в сказку шале,
Лейся пиво весёлое! Лейся
Бесконечная жизнь на земле!

В переливчатой песне тирольей
Колокольцами брызжут слова,
И сверкает глазищами тролей
На еловой верхушке сова.

И в передничке юная фрау
Улыбнувшись, потупит глаза,
И напомнит Морозову Клаву
Из родного 10-го А.

Пиво выпито, деньги остались,
Туристический кончен обряд...
А с Морозовой мы целовались
Каждый день две недели подряд!


                Скрипач

Он талантлив до неприличия
Гениальностью соловья,
И под пальцами звук скрипичный
Извивается, как змея.

Мечет скрипка огни да громы,
Сзади – степь, впереди – обрыв…
Стонет женщина от истомы,
Губы влажные приоткрыв,

Расцветает зимой омела
И блистают созвездия днем...
Для души чем тщедушней тело,
Тем теплей и просторней в нем.



                ***
Во глубине тартаровых давилен
Куется дух воюющей страны,
Там даже русский стих почти бессилен
Перед арийской логикой войны.

Там вечно нудно платят за свободу,
Там  и с к у п а ю т  самый страшный грех,
Нордичность не подвластна переводу,
Тяжелый смысл важней любых утех.

Там не поют, идя в толпе на плаху,
Не пробуют с колен на ноги встать,
Не отдают последнюю рубаху,
Чтоб рану у врага перевязать.

Там трусов и героев погребают
В последней величавости гробах,
Там люди никогда не умирают
С блаженною улыбкой на губах.


                Караваджо
           Юдифь и Олоферн
                Ок.1600

Зачем так странно брызжет кровь?
Так неестественно и глупо
На целомудренный покров
Ее струя ложится грубо.

Старик, Юдифь и Олоферн –
Все – безупречны, д о с к о н а л ь н ы.
Но кровь! Так в сумраке таверн
Нелеп бокал с вином хрустальным.

Как будто заглянув в века,
Он истину постичь старался.
Постиг... и дрогнула рука,
И гений смерти испугался.


                ***
Иланг-иланг, иланг-иланг*...
Дразнящий ноздри жар свеченья,
Как будто где-то рядом Ганг
С его чарующим теченьем.

Во чреве сказочных Калькутт
Невинным цветом отцветая,
Печально лепестки плывут
Из потревоженного рая...
* иланг-иланг – эфирное масло
  из цветов дерева кананги



                ***
Чуть качнется весов коромысло
И обмякнет шатёр шапито...
В планетарности мысли нет смысла,
Если вас не услышал никто.


                ***
А у заспанной реки
Ходят-бродят рыбаки,
Перебрасывают сети,
Вдаль глядят из-под руки.

Тихо тлеет уголек,
Догорает костерок,
Что у нас с тобою было
Рыбакам тем невдомек.

Рыба ходит на блесну,
Я сегодня не засну,
Лето снова от любови
Развернулось на весну.

Звёзд полно над головой,
Пар клубится над водой,
От горячих поцелуев
Я сегодня сам не свой.

Прочь из сердца не гони,
Рыбу в речке не спугни -
В белых хатах под горою
Гаснут бледные огни.


                ***
Поделиться самым сокровенным –
Что еще важнее есть на свете?
Жить бы на земле благословенным,
Как благословенны только дети.

Безгреховно да неторопливо,
Что бы не случилось: в наказанье
Сердце распахнуть, а там – тоскливо,
Как в пустынном зале ожиданья.


                ***
Медленно ли, быстро ли,
Долог разговор.
Там, за речкой чистою,
Разведем костер.

Для души, для тела ли
Выпьем по одной.
«Что ж вы, батя, сделали
С Родиной-страной?

...Взвод расстрельный выстроить –
Палец на курок,
Перед тем, как выстрелить,
Взять под козырек?

А бутылку выставить –
Вот и весь ответ?..»
«Выстрелить – не выстоять,
Если силы нет...»


              ***
Судьба-самосейка –
Случайное семя,
Заезжий гусар,
Беспризорное время,
Заздравные песни песни,
Разгульные  взгляды,
Беспутные руки,
Смешные преграды,
Бессонные ночки,
Пустые тревоги...
Сосна-одиночка –
Любовь у дороги.


                ***
А судьба – оторви да брось:
Пыльный шлях да пуста сума,
А в руке - то перо, то гвоздь,
А душа – то огонь, то тьма.


                ***
                Памяти атаманов Запорожских
Ты чуешь, батько? То горели книги,
Когда железом был я ослеплен,
Где бьется пульс, там были мне вериги,
Когда от Сечи был я отсечен.

Ты чуешь, батько? То твоя неволя
Лежит клеймом ущербья на стране
И разъедает нас кровавой солью
На батогами выбитой спине.

Мне не судьба в лакейских гладких строчках
Лить, как горилку, сладостный елей
И умиляться вишнями в садочках
И помыляться в выборе друзей.


Всегдашний ворог в лютую годину,
Как кол осины в сердце ведьмака, -
Холопское почтенье к господину
И битый лоб в молитве дурака.

Ты чуешь, батько? Небо – что простынка,
Когда глядишь на дальнее в упор.
Свобода – не окрэма та хатынка,
А свой стежок в Божественный узор.


                ***
Оглянешься – века за плечами,
А как будто вчера рождены.
Отчего же порою ночами
Нас библейские мучают сны?


                ***
В полночь очарованного лета,
Разорвав густую синеву,
Яблок - как малая планета -
Упадёт и скатится в траву.

Не пришёл милёнок на свиданье,
Будто оказался не при чём,
О любви заплачет мирозданье
Звездным потрясающим дождем.


       Летний этюд

Парила вода на асфальте.
До слез доводила родню
Жиличка, играя на альте
По часу три раза на дню.

В житейских делах неумеха
Глотала селедочный фарш
И плакала: «Ах! Это плохо.
Маэстро так чувствует фальшь!».

А гений искусств музыкальных
Один раз в одиннадцать дней
Спускался с высот эпохальных
И спал с ней в гримерке своей.



                ***
Что наше слово? Капля, крохи...
Крыла невидимого взмах.
С духовным рэкетом эпохи
Нельзя бороться на словах.


Кто от корней не имет сраму, -
Не носит гордо головы.
Стихи нельзя под фонограмму -
Они без голоса мертвы.

До фонаря Христовы притчи -
Попса карманы потрошит.
Кто не «аз-буки», тот – опричник,
А от опричнины тошнит.

Свобода  евнуха - от секса,
Султану – танец живота.
Стихи и музыка – для сердца,
Для бессердечья – пустота.


                ***
Не судите их строго, потомки,
Тех, которых в помине нет.
С тех, кто прожил всю жизнь в потемках,
Разве спросишь за Божий свет?

Кто из плоти был, не из стали,
Но кому был дарован слог,
Кто, крича «Аллилуйя, Сталин!»,
Пулю в сердце послать не мог.

Тех, кто знал, что, шагая в ногу
По дорогам великих вех,
Задушить в себе тягу к Богу –
Самый смертный на свете грех.

На каких им стоять дорогах,
Сил предательских чтобы взять –
Бросить наших отцов убогих
И в шикарный Париж слинять?

И давился слезой толстовской.
(Что клеймо - «молоткастый» штамп!)
Языку нас учил Паустовский,
Рифмам гения – Мандельштам.

Пробивался в чертополохе
Заболоцкий точеный стих...
Как ни выкрути рук эпохе,
Все равно наши корни в них.

На гробах сплясав, не добудешь
Вин из их златоносных лоз.
Не суди и судим не будешь.
С нас, небитых, поболе спрос!


                ***
Ущербная масть нам являет мгновенный посыл
С вхождением в свет, с первым криком, от первых пеленок –
Умишком не вышел: «Ах, батюшки! Срамный дебил!»,
А рожей и статью: «Ой, мамочки! Бедный ребенок!»

А сердцем не вышел – живешь и живешь меж людьми,
Спокойно и сытно, уютно, убого, удобно,
И сердце не просит, не просит, не просит любви,
А больше оно ведь просить ничего не способно!

И вдосталь всего: и жратвы, и жилья, и питья,
И водки – залейся, и баб полудурошных вдоволь,
Но нету, но нету, но нету на свете житья,
И корчится в стылом гробу отмирающий Гоголь...


       У мыса Керменчик

На западном береге лысо,
Мерцание пристальных звезд
И парадонтозные мысы
Изрыты отверстьями гнезд.

От суетных трактов в схороне,
Туманы рассеявши в дым,
Прослойками глинистых хроник
Нам шепчет истории Крым.


               ***
Травинка к травинке
Заварится зелье,
Промчится веселье,
Подступит похмелье.

Сон самозабвенный –
Все хрупко и зыбко,
Наркотик мгновенный –
На рану присыпка.

Но карты удачи –
Крапленая масть.
Из грумов и прачек
В цари не попасть!


                Утро

Ты выйдешь в сад, где вечный певчий дрозд,
Где меж камней родник журчит и вьется,
Тюльпан вселенной с крапинками звезд,
Твой шаг услышав, к солнцу повернется.


                ***
Как мать питает соками дитя,
Так мы собой свою питаем душу
И пестуем, эпохами летя,
И согреваем в горестную стужу.

В рождении я гол и бос, и чист,
Аз есьм сосуд, хранилище, святыня,
Нетронутый, невыстраданный лист,
Я – глина и гранитная твердыня.

И мой полет, страдания и пыл
Взрастят мой дух сквозь тела увяданье,
И я прощен за то, чем в жизни был...
Но кем я стал к моменту расставанья?

И в этом смысл: быть небом и рабом,
Вершить любовь, одолевая муки,
Лететь над миром и пылать стыдом,
И передать огонь в другие руки.


                Эпиграф

О, горечь предсказуемых отказов –
Напиток обескровленных натур,
Закатный цвет трагических развязок
Стремительных любовных авантюр!



                ВЕНСКИЙ МАРШ


                ***
От подлецов седобородых
Гниением души смердит,
Как в ваннах сероводородных
На запах ада смерть летит...


                ***
Ах, как хорошо мне идется за вами, мадам!
Как это чудесно: я вами пока не замечен,
Я снова шагаю по вашим воздушным следам,
Я вам улыбаюсь, мадам «мимолетная встреча».

Давайте чуть-чуть поиграем в простую игру.
Конечно-конечно, на случай нельзя полагаться,
Но вдруг мы друг другу придемся как раз ко двору?
Не будьте так строги, мадам! Не спешите расстаться!

А вдруг я – как раз то, что нужно сегодня, сейчас, –
Приятный наркоз заглушает любую нелепость!
Пусть я - не последний, пусть я – не единственный шанс,
Я вам улыбаюсь, мадам «неприступная крепость».

Да нет, вы – не ведьма, в руках не держали метлу.
Хотите, начнем эту славную пьесу сначала?
Я буду ждать завтра на этом же самом углу.
Прощайте, прощайте, мадам «вот еще не хватало»!

О, боже, ужели? Не верю, не верю глазам.
Не яд, но бальзам на мою опустевшую душу.
Вы все же пришли, вы решились на это, мадам!
Спасибо, мадам «расскажу все любимому мужу»!


                ***
Чуть ожиревшая, с ленцой,
Европа не тревожит раны.
Париж – шарманщик с хрипотцой.
А Вена – чистое сопрано!


                ***
Мудрены науки и нравы.
Быть первым – великий ли грех?
Трудней научиться быть равным,
Одним из бесчисленных всех.

Последствия умственной грыжи –
Престол да чужое манто.
Чем выше, тем все-таки ниже,
А падать не хочет никто!


                ***
Пролетело, позабылось,
Просто по сердцу прошлось,
Расхотелось, разлюбилось,
Отшумело, улеглось.
Отпустило, откружилось,
Оборвалась в сердце нить,
Поменялся гнев на милость...
Эх, да чо там говорить!


                ***
Но что же делать с этой страстью нам –
И властвовать, и быть подобострастным,
К страданью оставаясь непричастным,
Не веря даже собственным словам?


Изменчивее всех иных пород
Людская суть: сегодня оскорбленный,
Еще вчера коленопреклоненный,
Сейчас плюет на собственный народ.

И лишь слепые баловни судьбы,
Наивные и дерзкие поэты
Не видят упоенья в горе этом –
В мгновенном обожании толпы.


                ***
Сегодня будет он с удачей,
Сегодня венцы при деньгах,
Нелепый фокусник бродячий
С цветастой лентою в руках.

Он веселит народ нехитрым
Своим веселым мастерством,
Он на лету глотает бритвы,
По углям ходит босиком.

Он «дуремарит» над цилиндром,
Фальшивых зайцев достает,
Себя он кличет «wunderkinder»*
И «people»** всех вокруг зовет.

Его нехитрые пожитки
В один ложатся чемодан,
Его доход – одни убытки
И вечно пуст его карман.

Своей комической походкой
Уходит он в ночную тень,
Чтоб заглушить дешевой водкой
Еще один «счастливый» день.
                * wunderkinder (искаж. нем.) - вундеркинд
                ** people (англ.) – народ, люди


      У памятника Гёте

                Лишь тот достоин жизни и свободы,
                Кто каждый день за них идет на бой.
                «Фауст»
Отзвенели весельем гавоты,
Свет великих восторгов угас,
«Окисляется» сказочник Гете,
По-отечески глядя на нас.

Мы как будто поэту внимаем,
А задачку не можем решить:
Завоюем свободу – не знаем,
Как на свете свободными жить.


                Венский марш

Разменяю последнюю сотенку,
Выпью пива у всех на виду,
А потом заверну в подворотенку
И в воронке времен пропаду.

Под бравурную музыку кайзера
Каску с пикою я натяну,
Получу густо смазанный маузер,
Добровольцем пойду на войну.

И шикарные дамочки-веночки
Завизжат от восторга мне вслед.
До свидания, славные девочки!
Я вернусь в ореоле побед.

Но с противником меряясь силами,
На исходе коварного дня
Под штыки генерала Брусилова*
Угодить угораздит меня.

И в альпийском селенье, окажется,
Тоже чья-то душа заболит,
И погибнет австрийское кайзерство,
Потому что я буду убит.
                * Алексей Брусилов – генерал, командующий
                Юго-Западным фронтом, осуществивший
                прорыв обороны австро-венгреских войск
                под Луцком 4 июня 1916 года.


                ***
Маемся, друг друга рвем на части,
Непослушны сердцу своему.
В этой жизни, люди, столько счастья –
Хватит всем, не хватит одному.

Никому не выиграть в этом споре,
Воронье всегда над головой.
В этом мире, люди, столько горя –
Всем чуть-чуть да каждому – с лихвой!


                ***
Век прожил в темнотище и латушки!
Если б мог, я кого-то ограбил
И послал бы всё к чертовой бабушке,
И устроился нищим на Graben*.

Мне бросали бы денежки в шляпу,
Я б их прятал (никто их не тронет!),
Мне, наверное, давали б на лапу,
В смысле - клали бы деньги в ладони.

На себя бы я только надеялся,
Ни пред кем не вставал на колени...
Почему же я нищим не сделался?
Это все из-за партии Ленина.
                *Graben – центральная пешеходная улица Вены


                ***
Какие булочки в пекаренке у Грима!
Навряд ли где-нибудь еще сыскать таких.
Я б каждого бродягу-пилигрима
Водил сюда откушать с кофе их.

Сюда, где в нестареющей брусчатке,
Как в ларчике, хранится стук копыт,
Где в хаосе строжайшего порядка
Дух Моцартовской музыки сокрыт.


                ***
Сегодня мы едим лангуста
На пару с другом.
 Какое чувство!
В карманах завтра будет пусто.
Но это завтра –
 Едим лангуста!

Cкажу вам правду: съесть лангуста
Довольно сложно,
Почти искусство.
А если денежек не густо,
И вовсе страшно
Жевать лангуста.

Ведь это все же не капуста
(Читал я в книжках
И слышал устно).
Как снять с  них панцирь и без хруста,
Вам не расскажет
И Заратустра.

Мужскую хворь не лечат дустом –
Отнюдь не глупо,
Но очень грустно.
И чтоб совсем не съехать с глузда,
Люби, брат, женщин
И ешь лангуста!




                ***
Эта церковка с въевшимся в стены плющом,
С отколовшимся мраморным богом,
Ей давно все равно что к чему, что почем,
Кто лицом, кто спиной к ней, кто боком.

Убеленные стены таких мертвецов
Повидали когда-то живыми!
Кто губил сыновей. Кто мытарил отцов.
Шельмецы становились святыми.

Все пришли в свой черёд, помолились, ушли...
Нынче паства – ни шатко, ни валко.
Все как будто бы рядом и все же – вдали.
Ей нисколько – увы! – нас ни жалко.


                ***
Чем разбираться в тонкостях судьбы,
От следствия причины отличая,
Предаться легче прелестям гульбы,
На тост заздравный тостом отвечая.

Разгадывать шарады женских чар,
Плести интриг причудливые путы
И не считать за высший, Божий, дар
Земного пребывания минуты.

Все так - как раз прописано молвой,
 Как проще, беззаботнее и слаще.
Но думать чем, когда не головой?
Когда не хочешь быть совсем пропащим?

В реке движенье стеблей ворожит,
Извивом трав означено теченье,
И легкой рябью ветерок бежит,
Определяя хода направленье.

Упасть и плыть листком по воле вод,
Минуя тайны омутов и мели,
Сбиваясь постепенно в шаткий плот
Без надобности видимой и цели,

И утонуть в свой срок, отяжелев
От влаги лжи, во все проникшей поры,
Рассыпаться, исчезнуть, не успев
Поднять глаза и посмотреть на горы,

На вечные леса и ледники,
На океаны, степи, бездорожье...
И это – смысл? Течение реки...
Куда? Куда впадаем мы, о, Боже?


                Фемида?

В цене наивная двуличность,
Хотя к присяге приведен.
Привычных низостей циничность
Равна жестокости времен.

И в новогодние открытки
Закрался подневольный страх.
Чем изощренней наши пытки,
Тем извращенней типы плах.

Тщета бессмысленного дела –
Роль судии на душу брать.
Лишить удушливого тела
Еще не значит покарать.

Пустые детские проказы,
Коль был от жизни отлучен.
Кто мучим духом, тот наказан,
Кто безрассуден, тот прощен.


                ***
А гениальный Фрейд
Придумал: к изголовью
У ближнего присесть
И слушать, как себя:
Как тяжело, любя,
Прощаются с любовью,
Как это трудно, жить,
Без памяти любя.

А гениальный Фрейд,
Покуривая, слушал
И головой кивал
В такт льющимся словам,
И думал про себя,
Что зря тревожит душу,
Что вылечить нельзя,
Чего не знаешь сам.

Как будто все равно
Ты – гений иль бродяга,
За чаркою вина
Что думал, то сказал,
А гениальный Фрейд,
Австрийский доходяга,
Анализом назвал -
И сделал капитал.




                ***
Как будто бы вчера,
Но как-то отдаленно,
Как будто не со мной,
Но ясно вижу я,
Как женщина стоит,
Припав спиною к клену,
И слушает, глаза
Прикрывши, соловья.

О чём она тогда
Так преданно молчала?
Как будто поняла
За долгие года:
Всё будет сведено
В конце-концов к началу,
Где есть всего одно,
Единственное «да».

Как краток этот звук,
Как долго ожиданье!
Как искренен испуг,
Боязнь услышать «нет»!
Как странен этот взгляд,
Исполненный прощанья,
Как быстро было всё,
А кажется – сто лет!

Волшебный соловей
Пел, не переставая,
Слегка дрожал цветок
В опущенной руке,
Невольная слеза
Катилась, оставляя
Свой безысходный след
На мраморной щеке.


                ***
Тончайшая, неведомая грань,
Та, за которой ты уже не властен –
Врачующий, лечи, но только не порань
Хранилище небесной ипостаси.

Ее волшебства – промысел иной,
Не данный нам в искусстве исцеленья,
И смерть дотоле ходит стороной,
Доколе ограничен ты в уменье.

Не строй себе от страждущих хором,
Прими поклон спасенного стократно,
Но если в лодку душу взял Харон, -
Путь облегчи, но не тяни обратно.


                ***
Когда в конце, уже за все прощен,
В последнем сне земного притяженья
Увидишь дом, укутанный плющом,
И пруд в саду с небесным отраженьем,

И там, в саду, в блаженной тишине,
Уже обжив назначенную келью, -
Как всплеск огня в невероятном сне, -
Тебе опять захочется на землю.

В ее тоску, мучения и кровь,
Где смысл – своих страстей преодоленье,
Где вся награда – женская любовь,
Как к сердцу Божьх рук прикосновенье.


                ***
Когда мы беспробудно пьем,
Мы всё глупее день за днем.

Когда всё пропито до дна,
То глупость всякого видна.

Когда мы безоглядно врем,
Мы просто совесть продаем.

Когда всё продано до дна,
Тогда бессовестна страна.


                ***
Я не стану стоять на паперти,
Душу вырвавши из оков.
Схороните меня в своей памяти
От завистливых дураков.

Я дышал, как мне было велено
Моей Родиной и людьми.
Не хочу задыхаться медленно -
Хочу сразу и от любви.

Кто-то грезит такой кончиною,
Чтобы плакала вся земля.
Не гордыня тому причиною,
Но причина – гордыни для.

Мне ж кончины такой не надобно.
Лучше – песни, вино и грусть.
Схороните меня ненадолго.
Вот увидите, я вернусь!


                ***
А если слегка подналечь,
То тяготы свалятся с плеч,
А если подставить плечо, -
Обнимут друзья горячо.
А если рубить, - так с плеча,
Работы лишив палача.
Но ежели всем пренебречь, -
Покатятся головы с плеч.


         Воспоминание

Возница подхватит поводья
И выкрикнет громко: «Айда!»
А там, впереди, половодье -
Высокая нынче вода.

По окна затоплены хаты,
На крышах галдит ребятня,
Скулят от испуга щенята,
В потоке не видно плетня.

И почту три дня не привозят –
Почтарь на флотах не служил!
И вешние воды уносят
Все то, что напрасно прожил.


                ***
Среди постов и привилегий
И бесшабашного стыда
Покой классических элегий –
Как это нужно иногда!

Чтоб в одичавшем сонном парке,
Не прячась, просто на виду,
Бродили смелые цесарки
И рыбки плавали в пруду,

Чтоб сердобольная мамаша –
На кофте – бабушкина брошь –
Кричала: «Не беги, Наташа!
Не то коленку зашибешь!»,

Чтоб шахмат партии игрались,
Чтоб замирали вновь сердца,
Чтоб без оглядки целовались
Мы, дети, внуки... без конца.


                ***
Из беспардонных обязательств
Всего в одном иная стать:
В пылу карьерных обирательств
Своей души не обобрать.

Алтын серебряный дотоле
В непререкаемой цене,
Пока не знает сердце боли
По отмирающей весне.

Никто по векселю не взыщет
За сладость подленьких побед,
Покуда беспросветный нищий
Не плюнет вам презренно вслед.

Сегодня вставший на карачки,
Назавтра – черная чума,
Поскольку жалкие подачки
Страшней, чем голод и тюрьма.

Трусливость стыдная сокрыта
В природе стадного греха.
Толпа стоящих у корыта
Все жаждет смерти пастуха.


                ***
Не выдумка чья-то, не дань забытья,
Не прихотям чьим-то в угоду,
Лишь чувствуя слово – как грань бытия,
Поэт обретает свободу.

И все обращается в мысленный звук,
Становится явью и былью,
Движение губ и шептание рук,
Предания, ставшие пылью.

И ветер стиха облекается в плоть,
Всему обретается мера,
И грешного сына прощает Господь,
И сутью становится вера.


                ***
Мой начинающий мальчишка,
За мной идущий следом в след,
Еще на свете будет с лишком
Недолговечных мимолет.

Не начинай себя с триумфа
С поспешной славой на губах.
Всегда в запасе есть два румба
И шкот от паруса в руках.

Все будет вызревать помалу,
По сотой доле торжества,
Пока сталь нового закала
Не станет частью естества.

И вот тогда пойди-попробуй
На вираже нас обойди!
Мы – души выделки особой,
Мы – с искрой Божьею в груди!


         Wienerwald*

Какие шорохи и скрипы,
И где-то в кронах – шум небес.
И даже штраусовы скрипки
Расколдовать не в силах лес.

И проблеск дальнего Дуная
На миг – серебряная нить.
О, я не знаю, я не знаю,
Как можно это не любить!
                * Wienerwald (нем.) - Венский лес


                ***
Спасти любовь, прибегнув к прегрешенью,
Припав к твоим божественным ногам,
Иль ждать, пока прибьется к завершенью
Изрядно затянувшийся роман.

Последних глав тягучая усталость
Перед началом слякотной зимы...
Ну что еще у нас с тобой осталось?
Чего еще не знаем в жизни мы?

Все снова входит в прежние границы,
Все – снег и лёд, арктический покой.
Прощай, мой друг... Последние страницы?
Пусть их допишет кто-нибудь другой.


                ***
Да я что же, ворюга и тать?
Но меня не учили, как хапать.
Надоело бояться и врать,
Надоело канючить и плакать.

Врем повсюду, на каждом шагу,
Врем за «бабки», без «бабок» и бабам,
Но сказать, что дурак - дураку,
Что ума в нем, как у баобаба?!

Надоело сидеть по кустам
И пощипывать травку, как кролик.

Баста! Нужно платить по счетам.
Кто дуреет от запаха крови,

Кто шизеет от тяги к деньгам,
Кто ушами от глупости прядет, -
Пусть запомнят, я им не отдам
Своей совести больше ни пяди!

Капитана-спасителя ждем,
А кораблик на стапеле – ржавый.
Значит, флаг не поднимешь на нем,
Значит, это – плохая держава.

Потеряли от чести ключи?
Запишитесь ко мне добровольно.
Как смогу, так и стану лечить.
Будет страшно, обидно и больно!


                ***
Разгадка тайны мирозданья –
Не плод больших и славных дел,
Поскольку суть существованья
В соразуменьи душ и тел.


                ***
Как посмотреть из-под ресниц...
Вот кружев плавное движенье –
То «ниспадать»... А «падать ниц» -
Процесс коленпреклоненья.


                ***
Мне жалко уличных торговцев,
Червонолицых забулдыг,
В них – ни гордыни древних горцев,
Ни даже ярости барыг.

Они суют свои газетки,
Коробки, шапочки, очки...
Ожесточенные старлетки,
Второго класса мужички.

Их в каждом городе навалом
На перекрестках всех дорог.
С каким они живут наваром?
Какой от их торговли прок?

Они отчаянно отважны,
Но я не помню иль забыл,
Чтобы хоть кто-нибудь однажды
У них хоть что-нибудь купил.

А подойди к такому летом
Или зимою, брось пятак,
Спроси: «Зачем ты в мире этом?» -
И он ответит: «Просто так».


                ***
Уже тошнит от идеалов
Свободы совести и слов,
Уже Европа ждать устала,
Когда очнемся мы от снов.

Когда поймем, что много хлеба
И веселящего питья –
Еще не верный признак неба,
Еще не смысл бытия.

Да вот беда: проходят лета,
Ветшают старые пальто...
Европа нам приносит это.
А мы-то ей приносим что?


                ***
Все было когда-то, а помнится снова,
Как будто бы всё под рукой:
Мы взяли фиакр в половине шестого,
А век - я не помню какой.

И наша лошадка стремительной масти,
Не мешкая, с места взяла,
Куда-то далёко, на поиски счастья
Легко нас с тобой унесла.

И враз расступились высокие ели,
И звезды зажглись в очеред,
И мы, поднимаясь, летели, летели
Под венские вальсы вперёд.

И даже видавшие всё горожане,
С улыбкой взглянув в облака,
Бокалами чокались, нас провожая, –
Счастливо, удачи, пока!

Из памяти стерлись названия улиц,
Мы плачем, смеемся, грустим,
Но мы еще там, мы еще не вернулись,
Мы все еще любим... летим!



                ***
Судьба пошлёт то муку,
То солнечную гроздь,
Перо нам вложит в руку
Или вколотит гвоздь.

Кому – на сердце камень,
Кому – огонь в груди,
Кто выживет, кто канет -
Попробуй рассуди!


                ***
Не каприз и не причуда –
Все имеет свой язык! –
Восхитительное чудо –
Eine kleine Nacht musik*.

Кружева роскошных звуков,
Легкость дум, изящный шик.
Прочь, дурные сны и скука -
Eine kleine Nacht musik.

Золотой камзол и букли –
Накрахмаленный парик,
Крылья за спиной - как будто
Eine kleine Nacht musik.
                * Eine kleine Nacht musik*.(нем.) –Маленькая ночная
                серенада В.А.Моцарта



  Вена-Флоренция-Венеция и обратно


                1.
Солнечным эхом мечта отзывается,
Поезд надежды стремительно скор,
Это Италия в сердце врывается,
Так же внезапно, как приступы гор.

                2.
В короткоствольные туннели
Легко, не напрягая сил,
Как будто в масло, в самом деле,
Как ножик поезд наш входил.

Мы пролетали пулькой в тире
Трубу с изгибом за трубой,
Как дырки в деревенском сыре,
Их оставляя за собой.

Мы переваливали Альпы
На закругленьях виражей,
Как будто бы снимали кальки
С давно знакомых чертежей.


                3.
Да будь ты черствосердый,
Сошедший с гор пастух
Или монах
Из дальнего предела,
От итальянских девочек
Захватывает дух,
А дух захвачен и...
Пропало тело.

У итальянских девочек
Гортанны голоса
И слишком грациозная походка,
Чтоб удержать на привязи
Любого жеребца,
И даже моего -
Увы! – погодка.

У итальянских девочек –
Изгибы бурных рек,
И впадинки,
И горные ложбины -
Не может удержаться
Нормальный человек,
Когда внутри
Расправлены пружины.

У итальянских девочек –
Даю вам сто очков! –
Одна печаль,
Она такого вида:
Что итальянским мальчикам
До наших мужичков –
Слыхали, бабы? –
Как до Антарктиды!


                4
    Piazza della Signora*

А на площади Синьоры
Песни, шутки, слёзы, споры,
Пересуды, разговоры
И тосканское винцо.
Это вряд ли повторится,
В лучшем случае – приснится,
Но хотя, как говорится,
Это нынче налицо.
* Piazza della Signora – центральная площадь
                Флоренции



                5
   У дома Данте

Прибита подкова
На сколе времен,
У Дантова дома
Смешенье племен.

Царапнешь случайно –
Обет на крови:
Где бездна отчаянья,
Там пропасть любви.

Печать человечья
На сердце лежит -
Кто любит, тот вечен,
Кто вечен, тот жив.

Язычеств двуличье –
Предательства суть.
Прощай, Беатриче!*
Неведом наш путь.

Протягивать руку –
На краешек встать.
К девятому кругу
Живых не сыскать.
* Беатриче – возлюбленная Данте Алигьери


                6
Деянья, дела и делишки
Со временем – квиты.
Чем мельче корабль,
Тем смешнее матрос у руля.
Масштаб короля
Никогда не зависит от свиты,
Но свита масштабом
Зависима от короля.


                7
Всё – тишина. Всё – замерло. Светает.
В сегодня превращается вчера.
Так ненависть порой проистекает
Из чувства совершенного добра.


                8
И цвет, и страсть, и музыка движенья,
И мягкость глин, и пламенный гранит
Во мне найдут свое соединенье,
И всяк язык со мной заговорит.

И, разорвав основы постоянства,
Безбрежностью грядущего влеком,
Мой слог ворвется в новые пространства
Другим, еще неведомым стихом.


                9
У нас совсем не шла беседа по душам,
 Не понимал я быстрого тремоло*.
Пришелся ж ко двору тосканским алкашам,
Когда сказал: «Запей сушняк рассолом».

И сей же час возник живейший интерес,
Я даже диктовал рецепт навскидку...
Да, будущим теперь общественный прогресс
Обязан будет славному напитку.

И кьянти оказался совсем не так уж плох,
И вечною – затронутая тема,
Но... «Треба мне до хаты, шоб я сдох!» -
Мне отвечали: «No, братан, problema!»

Потом меня свели под руки на перрон,
Небритые, нечесаные черти
И даже, помогая вскарабкаться в вагон,
Кричали, веселясь: «Арривидерчи!»

А Марио, любя, слюнявил мне висок
И норовил от счастья чмокнуть в губы,
И шепелявил все: «Вот tutto… адресок...
Чтоб не горьеть... похмелье... утро... трьюбы...».
                *тремоло (итальянское tremolo, буквально - дрожащий),   
                прием игры на музыкальных инструментах:
                многократное быстрое повторение одного звука;

                10
Из пиршественных блюд венецианских
Всего хмельнее улочек вино,
Сильнее вин изысканных тосканских
Бьет в голову паломнику оно.

И бродит хмель на грани сумасбродства,
Воспламеняя хладные сердца,
И, исцелив бездушия уродство,
Он зрячим в чувствах делает слепца.

Над площадями жизненных скрещений
Любовь летит, как ангел на заре,
На хрупких крыльях жертвоприношений,
На наших судеб вечном алтаре.



                11
                Адам и Ева

В сем испытании грехом,
В сем пробном камне преткновенья,
В сем осязании слепом –
Грядущих судеб дуновенье.

Сей первый искус – страсти вдох,
Ларец невинных наслаждений,
И кровь, и ужас всех эпох,
Вкус всех побед и поражений.

Сей краткий поворот судьбы
И робкий взгляд поверх запретов –
Шлейф исступленной ворожбы,
Обманы правильных ответов.

Непозволительный предел
В бескрайней святости свободы,
Безумье совершенных тел,
Капкан распознанной природы.


                12
Всем суть одна, вершащие расправу,
Властители и жалкие рабы:
Из женских рук - хула, опала, слава,
Из женских чресел – пот и кровь судьбы.

Любовь – в груди пылающая лава:
Не остудит ни правда, ни вранье.
Из женских рук - и смертная отрава,
Из них же - и бессмертия питье!


                13
Подступит комом к горлу ностальгия.
Верни меня за тяжкие труды
На пять минут к ступенькам ferrovia*,
К подножию мерцающей воды,

Где, чокаясь боками, как бокалы,
Качаются гондолы на шестах,
Где в сумрачных базиликах – вокалы
И Padre Nostre** эхом на устах,

Где струйками заостренных дождинок
С душ грязь смывает быстрая гроза,
Где соль Адриатических слезинок
Так щиплет покрасневшие глаза.
                * ferrovia (итал.) – железная дорога,
                так называют вокзал в Венеции
                ** Padre Nostre (итал.) – Отче наш

                14
Какая Ева ближе, ворожей?
Какую предпочтем себе в праматерь?
Ту - робкую, не знавшую стыда,
Не ведавшую страстного томленья,
Наполненную соками блаженства,
Еще не забродившими в вино?
Не ждущую от будущего чуда
И трепетности боли естества
В предчувствии греховного рожденья?

Иль ту, что знает истинную цену
Наследственной греховности своей
И, зная, предлагает искушенье
Грядущих битв, кончины вечных царств,
Цепочку нескончаемых предательств
В обмен на краткий всполох торжества
И власти над поверженным мужчиной,
Прекрасной в предвкушении своем
И требующей полного паденья?

Которая из них живет в тебе?
Чья бродит кровь в твоих упругих жилах,
Чей зов мне чаще слышен по ночам?
Кому обязан я земным восторгам
И гибелью в обьятиях твоих?
Которую из женщин мы лелеем
В своих мечтах и тайных вожделеньях?
Кому века готовы мы служить,
На чей алтарь мы возлагаем жизнь?

              Вена-Флоренция-Венеция-Симферополь



                ВЕЧНОЕ  ПЕРО


       Возвращение ребра

Когда в одном ярме*, как прежде,
Как встарь, мы к алтарю бредем,
В какой простительной надежде
Друг перед другом предстаём?

Идем к венцу, сплетясь руками,
Переступив через чутье.
Коса, и та, найдя на камень,
Зазубривает острие.

И замирают две гордыни,
Сердцами к Господу припав,
И в жилах кровь кипит и стынет
И порождает новый сплав.

Не как прибежище от сраму.
Любви чистейшей серебро –
Как будто грешному Адаму
Вновь возвращается ребро.
          * В гуцульских селах на жениха и невесту
            надевают воловье ярмо.


                ***
То не дрожь по синю морю,
Не озноб по ковылям,
Ветер носится по взгорьям,
По долам и по полям.

Гонит перекатиполе
От межи да на межу,
Я от горюшка, от боли,
Как от холода, дрожу.

Ветерок летит нездешний,
В небе тучек кутерьма,
Отчего ж ты, друг сердешный,
Не прислал мне с ним письма?

Я немножечко поплачу,
Я тихонечко вздохну,
Погадаю на удачу,
Безутешная, засну.

Тесно девичьему горю,
Слезы с солью пополам.
То не дрожь по синю морю,
Не озноб по ковылям.


                ***
Закон природы непреложен,
Ко лже-патриотизму глух:
Любой язык – ясновельможен,
Поскольку Слово – Божий Дух!


                ***
Прильни, приникни, припади
Ко мне, мой свет, молитва, слава,
Твое питье, твоя отрава
В моей пылающей груди.

Я – твой родник, надежда, плен.
Моя живительная влага –
Твое вино, твоя отвага,

Твои забвение и тлен.

Я – безутешность и мольба,
Я – краткой встречи дуновенье,
Я – в тяжкий день отдохновенье,
И Божья милость, и судьба!


                ***
Твое томительное вето:
«О, не люби! Не подходи!» -
Как письма Вечного Завета,
Как «не убий!», «не укради!».

Неодолимая преграда  -
Как терпок запрещенный плод!
Какая адская награда:
Я – не огонь, а ты – не лёд!


                Стамбул

Сурьмяный сумрак сур Корана –
Суровый приговор судьбы,
Незаживающая рана
Непререкаемой мольбы!

Дрожащий призрак минарета
Над куполами Византий
И сладковатый вкус щербета
В кофейной дымке Ай-Софий*,

Аскетство роскоши фонтана
На римских приторных дрожжах,
Гаремный прихвостень султана
На окровавленных ножах,

Кальянные дымки Таксима**,
Босфора лопнувшего строп...
И проплывает яхтой мимо
Свет расфуфыренных Европ.
                * Ай-София – одна из самых красивых
                мечетей Стамбула.
                ** Таксим – пешеходная улица в центре Стамбула.


                90-60-90

О, томный взгляд грядущего блаженства,
Почти недостижимый идеал!
Убожество тупого совершенства –
Меч-кладенец, разящий наповал.

                Инфаркт

Я видел сон: как мчался конь былинный,
И склон холма был битвою изрыт,
И комья грязи и тяжелой глины
Летели из-под яростных копыт.

И топот был. Клинки вокруг блистали,
И в миг, когда я выкрикнул: «Ура!», -
Копье врага ударило по стали,
И лопнула доспехов кожура.

Оно вошло, нащупав сердце слепо,
Как обруч, боль на грудь мою легла,
И, завалившись на спину нелепо,
Я вылетел на землю из седла.

И задохнулся на последнем слове,
И жизнь хватал оскалившимся ртом,
И был во рту железный привкус крови,
И небеса давили потолком.

Когда же день закатом освятился
И барабаны грянули отбой,
Благословенный шепот мне явился:
«Не погибай, любимый! Я с тобой!»


                ***
Это в нас острой болью в надчревьи
Или просто храним про запас? –
Чингисханову тягу к кочевьям
И монгольские прорези глаз.

Как калеки бываем убоги,
Когда боли не чуем от ран.
Если души вокруг колченоги, -
Здесь до нас побывал Тамерлан.

Эта злобная зависть откуда,
Что Господь нам чего-то не дал?
Так прикрыл свою совесть Иуда,
Когда «Радуйся, Равви!»* сказал.

Ковыряем могилы преданий,
Благовония в комнатах жжем,
Ищем нашим делам оправданий
И, как дети, прощения ждем.

Перепрячь свою долю в кубышку,
Обнажи свои нервы раба,
Посмотри: может, тянешь пустышку,
А она на поверку – судьба?
                * Евангелие от Матфея; 26:49


                ***
Наперстки нервных окончаний –
Наркоза безразличья лед
Обережет меня молчаньем
И безболезненно убьет.

И я без видимой причины
С высот заоблачных слечу
И небо синее, с овчину,
Бездарным дымом закопчу.


                ***
Власть и трусость -  смертельная помесь,
В каждом кролике дремлет удав -
Эластичная рабская совесть:
Кто сегодня пастух, тот и прав.


                ***
Ах, мальчики! Как обмануть вас легко
И бросить под танки – оценят!
Как пулю к мишени послать в «молоко» -
Не целясь!

Пока вы еще не мужья, не отцы,
Пока в жилах бродит бравада,
Найдутся на вас покупцы-продавцы,
А там, за углом, - баррикада.

Пока вы еще не в чинах, будет ложь.
Пока не познали вы женщин,
Цена героизма – серебряный грош,
Бывает – и меньше.

У всех революций мгновенная спесь.
Вождям – барыши и услада,
Вам – вечная память и мертвая честь...
Не надо!!!


                ***
Я блевал в кабаках Коктебеля
На чистейшей воды сердолик
И тупел от дешевого хмеля,
Потому что - не равновелик

Безупречной резьбе Карадага
И Волошинской саге о нас,
Будто даром с безумной отвагой
Причастился на яблочный Спас.

И вздыхали накаты прибоя,
И смеялась шальная звезда:
«Мы чужие по крови с тобою.
Ты – на миг, ну а мы – навсегда».


                ***
День стоит жизни, если он
Твоей любовью освящен.

Судьбу обманом не гневи:
День равен смерти без любви.


      ***
Легче всего
Слушать совесть,
Когда она молчит...


                ***
                Пилат сказал ему: «Что есть истина?»
                Евангелие от Иоанна; 18:38
Днем будет хлеб, и мясо, и вино,
И жадность, и предсказанная участь,
И страх, и стыд, и лжи двойное дно,
И пьяный грех на подходящий случай.

И ночь придет прозрачна и легка,
И человек в измятой белой тоге
Сойдет неспешно вниз сквозь облака
По древней в прах исхоженной дороге.

И голову седую обнажит,
И вскинет руку с ранками отметин,
И спросит: «Что есть истина, скажи?.» -
И я не буду знать, что мне ответить.


                Караваджо.
       Давид с головой Голиафа.
       1610. Галерея Боргезе. Рим.

                Исключительно мрачное впечатление,
                которое производит эта картина,..
                усиливается еще и благодаря тому, что
                в лице Голиафа художник запечатлел
                собственные черты.

Зачем он держит голову свою,
Когда с меча по капелькам стекает
Не кровь, а жизнь? Как будто на краю
Неведомого что-то исчезает.

Узнать прищур своих предсмертных век?
Взглянуть в глаза, подернутые дымкой?
Увидеть лед, сковавший буйство рек?
Представить смерть зияющею дыркой?

Услышать свой прощальный жалкий хрип
В последнее мгновение на свете?
Зачем? Зачем он нужен, этот всхлип?
Что это даст живущему во цвете?

Чем страшен миг исхода в никуда?
Ничем. Ничем! С рожденья мы готовы,
Перешагнув прожитые года,
Сорвать телес истлевшие покровы.

Страшнее боль. И немощь. И разлад.
И ужас подкатившего бессилья.
И невозможен – поздно! – шаг назад.
И скомканы подрезанные крылья.

Так мы стоим над пропастью своей.
И наш ломоть безжалостно отрезан.
И за спиной беспечный мир людей.
И нас влечет разверзнутая бездна.

Часы от ощущений отстают.
Напрасно не постигшие стенают:
«Зачем он держит голову свою,
Когда с меча не кровь, а жизнь стекает?»


                Зачатие

В твоей вселенной реки текут,
В моей вселенной травы растут,
В твоей вселенной горе и смех,
В моей вселенной море и грех,
В твоей вселенной шепот и крик,
В моей вселенной вечность и миг,
В твою вселенную рая врата,
В моей вселенной края черта.
В тебе живет песчинка моя,
Во мне поет частичка твоя,
В тебя вольется мое питье,
В тебе забьется сердце мое.
Пройдет и век, и тысяча лет,
И снова на белый я выйду свет,
А там отец мой будет и мать,
И будет солнце вовсю сиять,
И десять тысяч жизней спустя
Я вновь на руки возьму дитя.



               Утро на даче

День просочится в щели крыши,
Как влага с губки в кулаке,
В лучах пылинками задышит
На захламленном чердаке.

Прокравшись в сонную беседку
Проверить чашки на столе,
Соседский кот пойдет в разведку
По мокрой от дождя земле.

Чирикнет птица за оконцем,
Ночной туман сойдет на нет -
И ослепительное солнце
Опять появится на свет.


                ***
Не спрашивай меня, ведь я не знаю,
Когда на острой грани бытия
В который раз я тело поменяю,
Как кожу одряхлевшую змея.

И буду вновь тащиться век за веком
По кромкам исчезающих эпох,
Сливаясь с некончающимся снегом,
Душою погружаясь в мягкий мох.

И ни кола порой во всей округе.
И, одинок, я буду без конца
Калечить ноги, пачкать кровью руки
И омывать любовию сердца.

И, тычась в стену жалких оправданий
Сиюминутных слабостей судьбы,
Я стану черпать силы из страданий
И бесконечной святости мольбы.


                ***
Какая низменная радость:
В безликой спрятаться толпе
И сделать сладостную гадость
Соседу, ближнему, себе...


                ***
                И вдруг запел петух.
                Евангелие от Матфея 26:74

Все сокровенья и признанья
Произнесутся нами вслух,

Когда, свидетель предсказанья,
Над миром пропоет петух.

Как повесть вслед идет заглавью,
С очей спадает пелена
И проступают тайной явью
Всех тайных татей имена.

И соглядательница-совесть
Не зыбким кругом по воде
Возвысит свой притихший голос,
Как очевидец на суде.

И наша хилая бравада
Неверным пламенем сгорит,
И станет правдой полуправда,
И краской крови вспыхнет стыд.

И обретут слепые зренье,
Услышит тот, кто прежде глух,
Когда три раза в упоенье
Над миром пропоет петух.


                Караим

Из тайн минувших, из загадок
Последний миг, почти что тень –
Лицо, пришедшее в упадок,
Агонизирующий день.

Рассвет могущества и сила,
И звездный час сошли на нет.
Вино давно перебродило -
И горек уксус прежних лет.

Узор судьбы видней на сколе.
Рожденный сотни лет назад
На изможденном лике боли
Потусторонний детский взгляд.


                Аборт

Той рыхлой ноздреватой ночью,
Когда - ни зги, куда ни глянь,
Когда Морфей смыкает очи,
Тогда оно случится впрямь.

Оно, греховное зачатье
В дыму, в угаре, в смрадный чад -
И явится одно изчадье
Из тысяч долгожданных чад.

Червивый плод какого древа,
Дитя неведомой тоски
Кроваво вытечет из чрева
И распадется на куски?

Вздохнет угрюмое потомство,
Как будто сбросив тяжесть с плеч,
И долго память вероломства
Пустое сердце будет жечь.


        ***
Если пальцы
Не сжимают оружие,
Под ногти удобно
Загонять иголки.


                Сон о Марии

Из-за краешка времени выглянешь,
Будто солнышко из-за облака,
Мою хворь без названия вылечишь,
Образумишь мя, словно отрока.

Улыбнешься мне, глаз прищурится –
Как, мол, там без меня вам можется?
Пусть вам легче на свете будется,
Боли ваши пусть не умножатся.

Чтоб любовь не была раскуплена,
(Что на небе мне? С кем голубиться?)
Я – от имени всех разлюбленных:
«Пусть вам крепче при жизни любится!»

Не чета золоченому терему
Под звездами влюбленным ложе.
Ни черта! – если бьют по темени.
Больно, - если любить не можешь.

Где деньга, там на сердце трещина:
Ларь – с приданым, а счастья – шиш!
Возлюби, имярек, свою женщину,
Обязательно возлетишь!»



ФИЛОСОФСКИЙ  КАМЕНЬ


                ***
Едва заметное движенье –
Дрожанье притворенных век,
Вина созревшего броженье,
Пробившийся сквозь снег побег.

Так ель прекрасней год от года,
Так мягче в линиях холмы,
Так просыпается природа,
Так обретаем смысл мы.


                ***
Отныне жизнь – за точкой невозврата,
Туда, назад, к земному естеству,
Где брат, любя, идет войной на брата,
Где мы – враги друг другу по родству.

Здесь всё слышней: и птичьи переливы,
И громкий шепот совестливых душ,
И тонкие небесные мотивы,
И од тщеславных приторная чушь.

И резче всё: на ангельских обличьях
Тупая беспросветность, как клеймо,
И совесть, утонувшая в приличьях,
Чужда, как анонимное письмо.

О, как здесь одиноко! Как кромешно!
Но как прозрачен холод высших круч.
И призрачной надеждой неизбежной
Луны сияет одинокий луч.

Я вижу мир под вспышкой озаренья,
Я заглянул в коварные углы.
Так видят дети первые мгновенья,
Явившись в свет из лабиринтов тьмы.


               ***
Было небо голубей,
Чем в древнейшей Греции,
Ты кормила голубей
В солнечной Венеции.

Мира миг прекрасен был,
И далече горести,
Просто я тебя любил
Без зазренья совести.


                ***
Я награжден заглавной ролью
В сей пьесе до скончанья дня,
Но ты, любовь, фантомной болью
Везде преследуешь меня.

Ты давишь сердце, жжешь тревогой
И, подскользнувшись на стекле,
Своей походкой колченогой
Я ковыляю по земле.


                ***
И думал я: мой путь просчитан,
Все решено, но, верный сын,
Я оказался беззащитен
Пред вечным равенством святынь.

Я понял, остывая в стуже
Вдали мелькнувшего конца:
Не лучше крест мой и не хуже,
Чем омовение лица,

Что в гордой радости и силе,
Лицом к востоку иль к стене
Мы так делили: или-или, -
Что ни тебе – итог! – ни мне.

Мы, из бумаги склеив змея,
На четки разорвали нить.
Но ненавидеть не умеет
Тот, кто не знает, что делить.


      Успенский монастырь

Смысл не отыщется в саклях монахов,
В кольцах мелованных горных дорог,
Бесами изгнанных, понятых страхов
Приокрывается истинный Бог.

В карстовых лужах - небес отраженье,
В царственных ложах - туман бытия,
В душах заблудших – грехопаденье,
Вкус чабреца у святого питья.

Вечен колодец житейских обманов,
Где-то на донышке страждущий лик.
В келью земную под смех барабанов
Входит младенец, выходит старик.


                ***
Когда диктует мне Господь,
Ведя строку моей рукою,
Моя беспомощная плоть
Не знает прежнего покоя.

Как сотни игл на заре
Мне сердце коротко ужалят,
Я – капля крови на пере,
Которым пишут на скрижалях.


                ***
Конечная бессмысленость пути –
Беспомощность, бессилье, униженье,
Земля и пепел в горестной горсти,
Предчувствие, преддверье, приближенье...

Кто цедит жизнь по капелькам вина,
Кто расточает дней мгновенных яства,
Кто веселится, черпая до дна,
Кто копит в одиночестве богатства.

Кто понял что? Кто сердцем воплотил
Задумки растревоженных мечтаний?
По ком набатный колокол пробил
В миг исполненья всех предначертаний?

Ну что ж: кому в небесные врата
Входить, гордясь величественным сходством,
Кому прощать смертельного врага,
Оправдывая трусость благородством,

Кому опять вступать на торный путь,
Ни совести, ни подлости не зная,
И лямку беспросветную тянуть,
Под тяжестью времен изнемогая.


                ***
Ты помнишь там, в зачатии эпох,
На вмятинах камней Тепе-Кермена*
Взлетал к луне счастливый женский вздох
И преклонял мой праотец колена?

И, начиная свой тернистый путь,
Я, прирожденный воин и наездник,
Ловил ручонкой жаждущею грудь,
Наполненную соками созвездий.

О, Боже мой, как сладок млечный сок!
Как кратко чудо первого вскормленья!
Как нескончаем, долог тяжкий срок
Грядущего заветного взросленья!

Я наполнялся влагой бытия.
И вместе с постижением блаженства
Из капелек небесного питья
Я впитывал свое несовершенство.

В ознобе от затмения светил
Я падал ниц пред звуками природы.
Меня никто не спас, не защитил,
Я сам отстроил храм своей свободы.

Но вытравить как - ужас, одурь, страх, -
Дрожанье рук, сознание холопства
И холод, опускающийся в пах,
При виде обезумевшего скотства?!
                * Тепе-Кермен – древний пещерный город
                в районе современного Бахчисарая


                ***
Простить, почувствовать, понять...
Будь гений ты иль подмастерье,
Сто тысяч истин не принять,
В их богоданность не поверив.


              Бакла осенью

Хоралы скал на рикошетах эха,
Над отраженьем высохших морей,
И плавно складки лиственного меха
Струятся вниз по склонам октябрей.

Вплывает в дол туман, как выдох Бога,
Немеет, льдом подернута, река -
И незаметно с дальнего отрога
Стекают отошедшие века.

И долог птичий крик над головою.
Являются и канут города.
И я иду дорогой меловою
Из жизни в жизнь неведомо куда.


                ***
Молчать невпопад, целоваться натужно –
Что в тягость стоять на посту под ружьем.
Как это нелепо, как это ненужно -
Как жалкая шляпка под сильным дождем.

Как юбка безвкусна в бессмысленных рюшах, -
Бесстыдно стремленье усесться на трон.
Любовь инородна в дряхлеющих душах,
Как венские вальсы в слезах похорон.


                ***
Вдохни аромат – этот опиум ночи,
Из губ моих выпей хмельного вина,
Сомкни свои руки, смежи свои очи,
Нырни в мое море до самого дна.

Биение жилки под трепетом кожи –
На кончиках пальцев узоров шитье.

Когда Ты творил нас, так любящих, Боже,
Ты, Правый, предвидел мое забытье.

Клонились в почете небесные флаги,
И не было клятвы на свете верней,
Когда Ты меня приводил, как к присяге,
К раскрытому сердцу любимой моей.


      ***
Пишу я,
Америку вновь
Открывая,
А там проживают
Ацтеки и майя.
И тайна огня
Им известна не хуже,
Чем мне...
Для чего же тогда
Я им нужен?


             Президент

Он не был так уверенно жесток
В той ошалелой драке беспощадной.
Он стал непостижимо одинок
Средь этой склочной ругани площадной.

В пылу борьбы перекалилась сталь.
Надлом внутри не всякому заметен.
Он победил, но – Боже! – как устал
От ужаса предательства и сплетен!

От шепотков, пожатья потных рук,
От просьб, всесилья, льстивых капель яда.
Он все забыл: и то, что значит – друг,
И то, что враг, быть может, где-то рядом.

Непониманье хуже всяких стен,
И за пределы круга не прорваться.
Как по ночам завидует он тем,
Кто может просто жить и ошибаться!


                ***
Отчего ты не спишь в этом тесном купе?
Отчего тебе так неуютно
В этом мире большом, в этом жалком клубке
С его славою сиюминутной?

Прокатилось по нашей судьбе колесо,
Разорвалось, где тонко, суконце.
Кто родную страну потерял, кто лицо, -
Тот теперь загорает под солнцем.

Развалились домишки из карточных стен,
Каждый выбрал себе «или - или».
Кто вчера был никем, нынче сделался всем,
Жаль, мы это уже проходили.

Отчего эта страсть: сын, не помнящий мать,
Проклинает свой род поколенно?
Отчего нам дано до основ разрушать
Безоглядно и самозабвенно?

Мы живем, побеждая неверье и страх.
Это – как незажившая рана:
Оглянувшись, не спать в скоростных поездах,
Пить вчерашнюю воду из крана.


                ***
И убаюкивал нас стук
Колесных пар на стылых стыках
И млечный запах женских рук
В прохладе девственных простынок.

И мы дремали, видя сны
И гладя чувственные груди,
И дали были нам видны,
Где жемчугов сверкали груды.

Но налетал внезапный шквал
И рушил терема и замки
И с плоскости земли стирал
И города, и полустанки.

Во прахе рассыпались тьмы
Мечтаний, исчезали храмы,
И в страхе просыпались мы
И повторяли: «Мама, мама...»


                ***
Песчаные люди – адамово семя,
Кто нас поделил на своих и чужих?
Одних поселил в африканское племя
 И сделал жильцами Монмартра других?

Кто нас рассудил по исламам и буддам,
По рабским галерам и райским садам?
Хранилища чуда, прибежище блуда –
Одно мирозданье, одно «Аз воздам!»

Откуда во мне скудоумное скотство
И непостижимая жажда вершин?
Штришок – красоту убивает уродство,
Обратный процесс – непомерный аршин.

Ветра философий едва ощутимы,
Бамбук полорогий без удержу прет.
Но все, перед Очи представши, любимы!
Но ненависть давит, как каменный гнет.

Неведомый ткач поспешил, неумеха,
Кольчужку скроил нам из дыр и прорех.
Что горько – то польза, что сладостно – плохо,
Но неосуждаем непознанный грех.

Святоша смешон в челобитном угаре,
Бездарен смирившийся с долей холоп.
Кто в князи поднялся из грязи и твари,
Тому по колено Всемирный Потоп!


                ***
Мы редко чуем в нас себя грядущих,
В превратностях и странностях слабы,
И виноватим всех вокруг живущих
В жестокостях и горестях судьбы.

Меж тем вокруг всегда все то же, те же,
И нас бранят с отчаяньем в очах,
И, как других, сутулит нас не реже
Чужая виноватость на плечах.


                ***
Помолись всем дождям и радугам
В этом дивном октябрьском бору.
Ты пришел в этот мир ненадолго.
А пришелся ли ко двору?

Лишь когда свою душу возложишь
На алтарь у истока ручья,
Ощутить себя частью сможешь
Той земли, что всегда ничья.

Красота – не причуда гения, -
Состояние естества.
Мордобитье – от неумения
Подбирать для любви слова.

Нет барьеров для понимания
Двух существ, чтобы вместе спеть.
Значит, жизнь – со-существо-вание,
А конец – со-существо-смерть.

Кто пирогу из пальмы выдолбил,
Кто явил в стихоплетстве прыть, -
Если Бог нас такими выдумал,
Значит, этому так и быть.


                ***
Суть неизвестного числа
Равна искомому ответу.
Сухая трезвость ремесла
Непозволительна поэту.


             ***
Ты выходишь из моря
С капельками воды на сосках.
Созревая, твоя грудь
Наполнится молоком.
Я был твоим любовником
Этой ночью.


             Осенний эскиз

Туман – податливая глина
Для слепков с листьев и поэм.
И, созревая, бродят вина
В органных трубках хризантем.


                ***
Играйте атаку, играйте отбой,
Сдувайте пылинки с мундира.
Владеющий Словом - владеет судьбой,
Минувшим и будущим мира.

Деянья мертвы до известной поры,
Пока по заветному слову
Не вспыхнут в руках палачей топоры
И не разорвутся оковы.

И Слово, отлитое в совесть и медь,
Спрессованный сгусток со-знанья,
Прорвется из горла, чтоб ввысь возлететь
Иные вершить мирозданья.


                ***
Будет снег прошлогодний с полей,
Уходя, доживать у обочин.
Я исчезну из мира людей,
Напитав своей влагою почву.


Новый день растворит мою плоть,
Не ходить буду легче, а плыть я,
И когда призовет мя Господь,
Это будничным станет событьем.

И, быть может, в трескучести фраз
Кто-то, лоб в напряжении сморщив,
Скажет: «Саша? Постойте... Сейчас...
То ли славный поэт, то ли спорщик...»

А когда всё отплачет родня,
В лунный час набухающих почек
Кто-то вспомнит, случайный, меня
Парой всплывших из памяти строчек.

Я не стану тщеславным нытьем
Клянчить в памяти вечной признанья,
Ведь «забыть» -  значит, жить «за бытьем»,
За границею существованья.


                ***
Заздравное выпьем питье,
О кружку ударивши кружкой.
Потешим тщеславье свое,
Как кошку почешем за ушком.


                ***
Я постепенно превращаюсь в тень.
Я становлюсь прозрачней, безответней.
И, к сожаленью, мой вчерашний день
Все мельче, меньше, глуше, незаметней.

Стираются из памяти дела,
Бессмысленней, беспомощней искусства,
И дружеские споры у стола,
Как высохшие финики, безвкусны.

Из жил моих уходит бытие.
И видится потусторонним взглядом:
Старьевщик ворошит тряпье свое,
А я стою в растерянности рядом.

В подкравшейся стремительности дней
Я дребезжу, как треснувшая чашка:
Мол, небо было выше, голубей,
Мол, отдавали другу мы рубашку.

Но жизнь прошла в отчетах годовых,
И в шевелюре волосы редеют,
И лиц вокруг все больше молодых,
А я, ну хоть убей, не молодею!

Мой цвет – закат, их – радостный рассвет.
И быть двойною истина не может:
Времен плохих и горьких в мире нет,
Всё лучше там, где мы всего моложе.


                ***
Вновь на губах желанный привкус соли,
Твой гибок стан, и куртизанка жизнь
Такие вытворяет карамболи,
Что и не снилось – мамочка, держись!

Как славно в постепенном среднелетьи
Хвататься вновь ночами за перо,
Разбрызгивая в строчках междометья,
Чеканя высшей пробы серебро!

Пусть мальчики напористей, быстрее, -
Моей сноровки у парнишек нет.
Мне плачется и любится острее,
Чем в двадцать промелькнувших где-то лет.


          Вид на мыс Айя с моря

Горделивы твои неприступные скалы,
Возвышаясь надменно над черной водой.
Сколько волн твою грудь в исступленье лизали,
Застывая на камне блестящей слюдой.

Мореходы по звездам дорогу искали,
Звезды падали в море, срываясь с небес.
Сколько утлых челнов здесь надежду теряли,
Сколько воплей о помощи выслушал Зевс!

Бились всмятку у ног корабли из бумаги,
Не найдя Балаклавскую тайную щель,
Поклонившись тебе, Одиссеевы флаги
Возвращались к Итакам в свою колыбель.


                ***
Карминные мазки на желтизне
В цветастом пире саморазрушенья,
Как будто по велению извне –
Последний бал, эпоха завершенья.

Застыть во льдах озер и быстрых рек,
Сковать себя веригами безмолвья,
Отгородив свой скоротечный век
От острых игл насмешек и злословья.

И видеть сны о завтрашнем тепле,
О волшебстве грядущих превращений,
О пахнущей фиалками земле,
О сладостях и болях прегрешений.

Так жизнь и смерть свою чредуют суть,
Верша любви и ненависти круги,
Но вспять теченье рек не повернуть,
Не переплавить недруга во други.


            Патологоанатом

Я видел ад просчетов и потерь,
Недужных тел живое разрушенье.
Душа вошла в невидимую дверь,
Свое оставив людям отраженье.

В глазах умерших с высохшим бельмом
Я видел слепок страждущего мига:
Быть пригвожденным каторжным клеймом
И райской чашей, проносимой мимо?

Я видел крик, отчаянье, мольбу
В страданиях измученного тела.
Так проклинают жалкую судьбу,
Душа давно в иных живет пределах.

Разрушенный бессмысленный ларец,
Казалось: саркофаг позолоченный,
Что я ищу в нем, праведник, мудрец,
Наивный от незнания ученый?


                ***
                Лишь день мы в разлуке, но кажется мне:
                Три времени года я жду!
                «Шицзин» ( «Книга песен»)

Растворяясь в любви,
Я снимаю с себя мирозданье,
Запираю замки,
Задуваю ветрами костры,
Выключаю светильники,
Лампы дневного сиянья,
Зажигаю свой свет,
Развожу свое пламя внутри.

                Любовь любить велящая любимым
                Меня к нему так сильно привлекла,
                Что он пребыл со мной неразделимым...
                Данте Алигьери

Растворяясь в любви,
С допотопных времен неолита
Низвергаю к ногам
Твой батист и шелка кимоно,
Извлекаю тебя,
Драгоценную плоть Афродиты,
Из парчи и лохмотьев -
И пробую сердцем вино.

                Будь моим возлюбленным,
                Войди в мой дом в запах кедра.
                Для тебя я умастилась
                Маслом с запахом греха...
                «Поэма о Гильгамеше»

Растворяясь в любви,
Забываю свое назначенье,
Будь я рикша забитый,
Король, бессловесный кули,
Становлюсь безоглядным,
Вступая в стремнину теченья,
Чую крыльев размах,
Отрываясь от грешной земли.

                Благословенно тайное волненье,
                Когда меня любви настигнул глас...
                Франческо Петрарка

Растворяясь в любви,
Я иду по ступеням свободы,
Забываясь во сне,
Погружаясь в магический плес,
На любом языке
Я шепчу свои песни и оды,
Строю замки в ночи
Из признаний и радостных грез.

                Позор тому, в чье сердце страх закрался...
                Верх мы возьмем, и поле будет нашим.
                «Песнь о Роланде»

Растворившись в любви,
Я стучу в барабаны и бубны,
Поднимаю копье,
Поправляю ружье за спиной,
Перед битвой крещусь,
Вспоминаю Аллаха и Будду,
Обнимаю тебя
И иду на соседа войной.

                Сколько раз увидишь его,
                Столько раз его и убей!
                Константин Симонов

Я врываюсь в твой дом,
Я колю, я стреляю и режу,
Я пьянею от страха,
Я мою ладони в крови...

Боже Правый, скажи:
Я живу на земле или брежу,
Возвращаясь с войны
И опять растворяясь в любви?


                Ренессанс
Из чадных обозов кочующих армий
По серым полотнам фламандских болот
Летели обрывки готических арий
И песни пьянчуг из крестьянских ворот.

Дымились костры, обжигала похлебка
Обсохшие губы. Расплавленный штиль
Сушил корабли, и за веслами в лодке
Бурчал свои песни насмешливый Тиль*.

Прожаренным мясом дышали таверны,
И лилось в луженые глотки вино,
Монахи сжигали прекрасную скверну,
И золото трюмов валилось на дно.

И юный поэт флорентийских кварталов**
Смотрел красоте ослепительной вслед,
И вонь поднималась из душных подвалов,
Сводя утонченные строки на нет.

Шипело, кипя, провансальское масло,
В скворечнях мансард расцветали цветы,
И звезды вокруг зажигались и гасли,
Мазками да Винчи ложась на холсты.
* Тиль Уленшпигель – герой
                одноименного романа
                Шарля де Костера
                ** Данте Алигьери


                ***
Я на скрипочке пиликал,
Даром струны теребя,
Я беду себе накликал –
Я влюбил тебя в себя.

Ах, мое сорвалось сердце
С недоступной высоты,
Я теперь играю скерцо
Найнежнейшей чистоты.


                ***
Как счастливы звери и боги,
Не чтящие времени ход.
Весна обивает пороги
Разливами мартовских вод.

И пригоршни света бросает
Незримой рукой на весы,
И кажется, что замирают
В ее предвкушенье часы.


     В канун Рождества

Дневная темень декабря,
Туманное сгущенье мрака,
Все вопреки и несмотря
На свет Евангелия от Марка.

Гранитна поступь темноты
По полыньям фонарных пятен,
И ощущенье пустоты
Неотвратимо, как распятье.

Но с Гефсиманской стороны
Едва-едва теплом повеет -
И светел ясный лик луны
Над безысходностью моею.


             ***
Я омою лицо,
Возведя свои очи к востоку,
Я колени сотру,
По пять раз преклоняясь на дню,
Разбудите меня
В светлый час к непреложному сроку -
Своей сути земной,
Хоть кому поклонюсь, не сменю.

Грани разных церквей
Будут резать меня по живому,
Капли долгих постов
Будут нежно точить мою плоть,
Будут ламы вести
К своему поднебесному дому,
Будет слушать мой лепет
Младенца усталый Господь.

И покамест чернец
Свой последний обряд не исполнит,
Тихо спросит меня,
Подведя к своему рубежу:
«Ты любил и страдал,
Но в конце ты хоть что-нибудь понял?» -
Я закрою глаза
И в ответ ничего не скажу.


                ***
Ботанической лавкой апреля
В зацветающем вишней саду,
Где звучат соловьиные трели,
Умирать я, быть может, пойду.

Ах, как горько в щемящем убранстве
Под крутой семицветной дугой
Отправляться в иное пространство
На никем не желанный покой.

Покидать эту щедрую спелость
Губ и ягод в любовном соку,
Ощутив восхищенную зрелость
На своем скоротечном веку.

И когда, ослепительно грешен,
Я застыну в хрустальных гробах,
Будет сок перезрелых черешен
На моих посиневших губах.


ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ


         На Times Square

Обозначив границы владенья
Парой корочек от чебурек,
Два косматых людских привиденья
Разложили себя на ночлег.

О, кошмарная ночь одиночеств
На  трущобных подмостках земли,
Вдалеке от торжеств и пророчеств
И Рождественских сказок вдали!

На Times Square полыхают биг-борды.
Даже тем, кто покинул тюрьму,
Нет на свете страшнее свободы,
Чем трагедия жить одному.

Даже в самой шикарной едальне
С черепаховым супом-харчо
Нужен кто-то, хоть ближний, хоть дальний,
Нужен тот, кто подставит плечо.

Рвем оковы, пределы и путы,
Расширяем масштаб бытия
Ради той драгоценной минуты,
Чтоб воскликнуть: «О, Господи! Я


Наконец-то свободен!..». К итогу
Не прийти, коль не ясен итог.
Абсолютно  с т р е м л е н и е  к Богу,
Недоступен небесный чертог.


      Угол Бродвея и 87-й Вест

Я буду сидеть здесь не редко, не часто,
Твой кровник без крова, дервиш без жилья.
Ты бросишь мне грошик, пройдешь безучастно
И тут же забудешь - а это был я.

Ты помнишь, я был ловелас и повеса,
К твоей красоте – жил - судьбу положив?
Гульбой и пальбой опустилась завеса,
Любовь отлетела, а я еще жив.

Слова расточал драгоценней сандала,
Такие отгрохать дворцы обещал!
Себя растранжирил, продул, проскандалил.
Ты вышла в богини, а я обнищал.

Поэт забулдыжных шалав и подонков,
Я вдрызг пропиваю шальные года.
Не брошусь вослед, не ударюсь вдогонку -
Пускай хоть на это достанет стыда!


            День Благодарения*

Вселенная – пиротехническая забава
С агатовой слоистостью закатов,
Одутловатостью утренних туманов,
Мироточием ноябрьских окон,
Отечностью ледяных наплывов по берегам рек,
Сквозняками посмертных черных дыр
И невозможностью понять,
В честь какого праздника
Весь этот фейерверк?
              * День Благодаренья – Национальный праздник США
                отмечаемый 23 ноября.


                ***
Вылови мне рыбку из Бальбоа*,
Пусть не золотую, пескаря.
Может, будет счастье не большое, -
Так хотя бы жизнь пройдет не зря.

Все о’кей. Легка моя улыбка.
На судьбу, Бог видит, не ропщу.
Не пугайся, пойманная рыбка,
Я тебя обратно отпущу.

Отблеск чешуи твоей загасит
Быстрой рябью ветер на лету.
Ты плывешь куда-то восвояси,
Твой рыбак уходит в пустоту.

Я – не рыбка, - перекати-поле.
Как решил, уж так тому и быть.
Отпусти, Америка, на волю!
Да куда теперь обратно плыть?
                * Бальбоа – озеро в одноименном парке
                Лос-Анжелеса


                ***
А когда бы меня вы спросили:
Здесь какие оценки важны? -
Я и горд и невнятно бессилен
Пред величием этой страны.

Я унижен ее безразличьем,
Бездуховным враньем потрясен,
Оглушен разъедающим китчем
И свободой ее вознесен.

Здесь я – все и ничто, бездна смысла,
Пропасть мрака, проклятий с утра,
Ось вращения, центр коромысла
На кантарике зла и добра.


   Santa-Monica freeway*

В океане закат багровеет.
Вот и ночь, время тайн и измен.
Бесконечны потоки фривеев,
Переплеты артерий и вен.

Я теку в этом жизненном русле
Своей клеточкой крови, как все,
Ожиданья, надежды и чувства
Я несу по ночному шоссе.

Мы – не дети безумного секса.
В этот сладостный мир мы пришли,
Чтобы чье-то могучее сердце
Гнало нас по сосудам земли.               
                * freeway (англ.) – свободная дорога -
                скоростная автодорога без пересечений
                и перекрестков. Santa-Monica – один из
               районов Лос-Анжелеса

                ***
Нет ничего изящней и спесивей,
Чем парадокс, что я понять не смог:
Здесь вовсе нет евреев из России,
Есть прихожане русских синагог.


                ***
Дивясь порою сплющенности душ,
Я дуракам заказываю туш.


   Любовная история  Beverly Hills*

«Я покину Нью-Йорк, адов город,
Где у нас не случилось любви,
Назову твоим именем город
В этом новом раю» - «Назови».

«Это будет прекрасней Эллады,
Звезды будут здесь жить наяву».
«Назови это Беверли, ладно?
Назовешь?» - «Хорошо, назову».

Это будут красоты без края.
Для тебя целый мир я куплю.
Ты полюбишь меня, дорогая?»
«Полюбить? Может быть... полюблю...»


                ***
                Соне Бурлан
Стихи всплывают из глубин,
Как рыбы в жажде кислорода,
Наверх, к подножию вершин,
Глотнуть пленительной свободы,

На затерявшихся клочках
Невинно девственной бумаги
Явив себя сквозь боль и страх
В безумном приступе отваги.

И вновь уходят в глубину,
Во тьму священных откровений,
Из мрака выхватив судьбу
Отчаянной дерзостью мгновений.


           Полет в ночи

Золотистой пыльцою сверкают
На полночной земле города,
И тепло дальних звезд долетает
Синеватым сияньем сюда.

Эта россыпь на бархате ночи,
Будто искры небесных костров,
Добрый отдых скитальцам пророчит
На космической розе ветров.

О, как сладостен миг возвращенья
В тесный круг за семейным столом
В дивный час накануне Крещенья
С наступающим днем за углом.


                ***
Отлучившись совсем ненадолго
(Триста лет – презабавный пустяк),
Я забыл свои книги на полке,
Свой резец положил на верстак.

Я вернусь из такого далека,
Где еще ничего не стряслось,
Где, как нам и хотелось, до срока
С красотой и любовью срослось.

Так приходят к нам давние гости,
Распивая задумчивый эль.
Так, вступив на невидимый мостик,
Возвращается к нам Рафаэль.


                ***
Бесконечная смена дождей,
Чредование вечных сезонов,
Неизменен порядок вещей –
Отраженье безликих законов.

Ни музыки, ни танца, ни слов,
Безысходность формального жеста,
Нереальная пристальность слов,
Неосознанный смысл совершенства.

Не наполнить ничем пустоту
Никуда не впадающим рекам...
Для того чтоб творить красоту,
Создал Бог на земле человека.


   Моцарт и Шостакович

Один рыдал, другой – смеялся,
Один был ангелом влеком,
Другой, хоть ангелом остался,
Плясал пред смертью босиком.


Один ласкал свои виолы
И наполнял восторгом зал,
Другой жил в ужасе крамолы
И скрипки звуками терзал.


          Загадки Яначека*

Я в ночь влечу, я вылечу из ночи,
Валькирия, случайный мотылек,
Сорвусь в обвалы быстрых многоточий,
Застыну в непрочитанности строк.

Я – трель любви, я – крылья многозвучий,
Сопрано нежной утренней зари,
Я – вихрь речных задумчивых излучин,
С дрожащими лампадами внутри.

Я – отблеск сна на тропах пробужденья,
Я – голос, потерявшийся вдали,
Я – тень вражды на влажных отраженьях
Дождей на тонкой кожице земли.

Я – тайна распускающихся лилий,
Я – замерший на полутоне смех,
Я – утонченность идеальных линий,
Я – грех...

Так замирает трепетное тело,
Вкусив от самой нежной из потреб –
Миндаль, достигший клавишей предела,
Тех высших нот, где сладок зрелый хлеб.
                *Leos Janacek (1854 – 1928) -
                чешский композитор.


          Сотворение мира
В речной пейзаж вписался подорожник
Своим случайно брошенным листком.
Кисть отложив, восторженный художник
Его коснулся трепетным перстом.

И вздрогнул лист, и рябь пошла степями,
И вспыхнули далекие огни,
И ожил мир, и дождь прошел полями,
И потекли рекою жизни дни.

               Симферополь – Лос-Анжелес – Нью-Йорк






    СТРАСТИ БЛАЖЕННЫЕ


                Вагнер

От половин двенадцатого ночи
Отбрось еще полстолько половин -
И будет миг, когда летучьи мыши,
Как капельки, сорвутся с тайных веток
И бросятся вдогонку за любовью,
Разбрызгивая ядом ультразвук.
Что ждать еще от выкормышей ночи?

Час вылета валькирий... неизвестен!


                ***
Укладывать стихи в далекий ящик
Скрипучего старинного стола,
Вслух не произнося их в настоящем,
В надежде, что когда-нибудь случайно
Их кто-то, въехав в очередь в квартиру,
Не выбросив на мусорник, прочтет,
Не менее кокетливо и глупо,
Чем ликами, пришедшими от Бога
И красками, вживленными в эпоху,
К стене приставить новые полотна
И утешать себя: «Не продается!»

Продать нельзя лишь то,
Чему не знаешь истинную цену!


                ***
Там, в стороне Икарова паденья,
У места окончанья сфер небесных,
О воду разбиваются мечты.
Там, много чаще ласковое, море
Вдруг обернется каменистой твердью,
Когда наивный влюбчивый паритель
Решится вдруг сорваться с высоты.

Таким же каменистым станет сердце,
Которое мы приняли за воду,
Когда в нем нет ни капельки любви!


                Алкаш
Тошнит от слюнявых ухмылок,
Трещит голова от питья,
И звякают стекла бутылок
В кошелке его бытия.

                ***
Вот кара всякому художнику и магу:
Боязнь лишиться враз всего на свете,
Когда слова ложатся молча на бумагу
И краски не играют в свете дня
В свой хоровод, в игру воображенья,
И отклика не слышно в жестком сердце,

И не дрожат предательские руки
При взгляде на открытые полотна.

Вот страх так страх! Молитва так молитва!
И никого кругом. Лишь тенью Бога
Перед луной проходят облака,
Скрывая изъязвления пространства.

Кто так ни разу в жизни не боялся,
Тот бесполезен в мире совершенства.
Его Господь своим не дарит гневом,
Поскольку не почует гнев убогий.

Сей страх блаженный – привкус мастерства!


                ***
Поровну будет зрелищ и хлеба,
Если решишься к преображению
На сотворенье земли или неба
По образцу своего отражения.

Из глубины своих глин и сознания,
Где твоей яви и снов отложения,
Вылепишь лучшее в мире создание
По образцу своего отражения.

Всполохи разума в зеркале ночи –
Вин молодых вековое брожение
Перед явленьем пред отчие очи
По образцу Твоего отражения.

Сменятся дни и эпохи под лунами,
Рухнет-воскреснет летосложение,
Прежде чем станем, как и задумано, -
По образцу Твоего отражения.

В каждом пропащем зачуханном бомже -
На высочайшее имя прошение!
Я – всё о том же, о том же, о том же:
По образцу Твоего отражения!

Сколько нам выстрадать, вынести сколько?
Страсти Христовы, муки блажения –
Это всего лишь малая толика
По образцу Твоего отражения!


                ***
Откуда в их руках взялись лекала,
Чтобы творить волшебные пелены
И облачать холодный белый мрамор
В одежды небывалой красоты?

Откуда в руки к ним явились скрипки,
Чтоб извлекать божественные звуки
Из бездыханных ранее дерев
И заставлять рыдать слепые души?

Откуда в их руках берутся кисти
Для оживленья смесей мертвых красок
И воссозданья отпечатков мира
Из бесконечных жизненных пространств?

Откуда это мерное биенье,
Еще не ощутимое дыханье
В твоем, любовью освященном теле,
Частички, отделенной от меня?


                ***
 Распорядитель жизней и мгновений,
Пока я восхожу к Твоим вершинам,
И радуюсь секундным откровеньям,
Слегка приподнимающим завесу
Над замыслом таинственным Твоим,
Ты соблюдаешь избранную меру
На грани невозможностей, возможных
Лишь потому, что так дозволил Ты.

Пока я восхожу к земным вершинам
По кромке ледников и кислорода,
Преодолеть стараясь притяженье,
И радуюсь, вступив на пик восторга,
И думаю, что я почти всесилен,
Ты, походя, срываешь тормоза
Того «Рено», что мчится ей навстречу,
Когда она идет домой с работы...

Кто в доме этом истинный хозяин?


                ***
О, пытка безвестностью – адская мера!
С эпохой забвенья одна череда.
Посмертная слава – пустыня, химера,
Колодец глазницы на фоне стыда.

Глупа идеальностью формы окружность,
Поскольку конечный итог постижим.
Пугают не муки, пугает ненужность,
Которой предшествует целая жизнь.

О, горестно как прозябать при болванах
И милости ждать, не вставая с колен!
И нотные звуки томятся в чуланах,
Как храбрые воины, попавшие в плен.

Но зреет, но зреет невидимый колос
И сыплются спелые зерна к ногам,
И славные мальчики пробуют голос,
Читая слепые стихи по слогам.


                ***
Любая власть – козырной масти.
Да вот, поди ж ты, вот напасть:
Нас власть обласкивает сластью,
Когда боится низко пасть!


                ***
Будет, будет на свете, на свете пурга
Третий век, третий век, третий век напролет,
И укроют, укроют планету снега,
И меня заметет, заметет, заметет.

И исчезнут, исчезнут, исчезнут следы,
И последняя ночь вдруг на нас снизойдет,
И я вмерзну, я вмерзну, я вмерзну во льды
Всех полярными ставших навеки широт.

Но однажды, однажды затеплится свет
Утром белого, белого, белого дня –
Через тысячу тысяч неведомых лет
Ты дыханьем своим отогреешь меня.


                ***
Печальна логика симметрий,
Ее исход неотвратим –
На крыльях вековых поветрий
Мы над руинами летим.

Ничто на вскрик не отзовется
В душе без тайного ключа.
Покуда сердце чувством бьется,
Не гаснет разума свеча!





             СОДЕРЖАНИЕ:
«Пусть я буду без роду, без племени…»
 «А воздух Форосского брега...»
«Этот запах Азовских закатов...»
Октябрь в Крыму
Ноктюрн
«Когда берешь в подруги скуку...»
«Как будто к стенке прислоненный...»
Романс
Ак-Кая
Лисья бухта
«Я не люблю тоскливого геройства...»
«Зачем от себя без оглядки...»
Рококо
Санаторий «Аркадия»
«Забыв, что мы все – христиане...»
«Твои лики на куполосводе...»
В Херсонских степях
1. «Ветра ерошат жалкие леса...»
2. «Не споро не гордо...»
«Бил без толку из двухстволки...»
«Ах, от тщеславия до славы...»
Балаклава 2006
«Бог с ладошки пушинкою сдунул...»
Альпийская акварель
Скрипач
«Во глубине тартаровских давилен...»
Караваджо
«Иланг-иланг...»
«Чуть качнётся весов коромысло...»
«А у заспанной реки...»
«Поделиться самым сокровенным...»
«Медленно ли, быстро ли...»
«Судьба-самосейка...»
«А судьба – оторви да брось...»
«Ты чуешь, батько? То горели книги...»
 «Оглянешься – века за плечами...»
«В полночь очарованного лета...»
Летний этюд
 «Что наше слово? Капля, крохи...»
«Не судите их строго, потомки...»
«Ущербная масть нам являет мгновенный посыл...»
У мыса Керменчик
«Травинка к травинке...»
Утро
«Как мать питает соками дитя...»
Эпиграф

                ВЕНСКИЙ МАРШ
«От подлецов седобородых...»
«Ах, как хорошо мне идётся за вами, мадам...»
«Чуть поджиревшая, с ленцой...»
«Мудрёны науки и нравы...»
«Пролетело, позабылось...»
«Но что же делать с этой страстью нам...»
«Сегодня будет он с удачей...»
У памятника Гёте
Венский марш
«Маемся, друг друга рвём на части...»
«Век прожил в темнотище и латушки!..»
«Какие булочки в пекаренке и Грима...»
«Сегодня мы едим лангуста...»
«Эта церковка с въевшимся в стены плющом...»
«Чем разбираться в тонкостях судьбы...»
Фемида?
«А гениальный Фрейд...»
«Как будто бы вчера...»
«Тончайшая, неведомая грань...»
«Когда в конце, уже за всё прощён...»
«Когда мы беспробудно пьём...»
«Я не стану стоять на паперти...»
«А если слегка подналечь...»
Воспоминание
«Среди постов и привилегий...
«Всей беспардонных обязательств...»
«Не выдумка чья-то, не дань забытья...»
«Мой начинающий мальчишка...»
Wienerwald
«Спасти любовь, прибегнув к пригрешенью...»
«Да я что же, ворюга и тать?..»
«Разгадка тайны мирозданья...»
«Как посмотреть из-под ресниц...»
«Мне жалко уличных торговцев...»
«Уже тошнит от идеалов...»
«Всё было когда-то, а кажется снова...»
«Судьба пошлёт то муку...»
«Не каприз и не причуда...»

Вена-Флоренция-Венеция и обратно
1.»Солнечным эхом мечта отзывается...»
2. «В короткоствольные тоннели...»
3. «Да будь ты черствосердый...»
4. Piazza della Signora
5. У дома Данте
6. «Деянья, дела и делишки...»
7. «Всё – тишина. Всё замерло. Светает...»
8. «И цвет, и страсть, и музыка движенья...»
9. «У нас совсем не шла беседа по душам...»
10. «Из пиршественных блюд венецианских...»
11. Адам и Ева
12. «Всем суть одна: вершащие расправу...»
13. «Подступит комом к горлу ностальгия...»
14. «Какая Ева ближе, ворожей?..»

             ВЕЧНОЕ ПЕРО
Возвращение ребра
«То не дрожь по синю морю...»
«Закон природы непреложен...»
 «Прильни,  приникни, припади...»
«Твоё томительное вето...»
Стамбул
90-60-90
Инфаркт
«Это в нас острой болью в надчревьи...»
«Напёрсток нервных окончаний...»
«Власть и трусость – смертельная помесь...»
«Ах, мальчики! Как обмануть вас легко...»
«Я блевал в кабаках Коктебеля...»
«День стоит жизни, если он...»
 «Легче всего...»
«Днем будет хлеб, и мясо, и вино...»
Караваджо. Давид с головой Голиафа.
Зачатие
Утро на даче
«Не спрашивай меня, ведь я не знаю...»
«Какая низменная радость...»
«Все сокровенья и признанья...»
Караим
Аборт
«Если пальцы...»
Сон о Марии

ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ
«Едва заметное движенье...»
«Отныне жизнь – за точкой невозврата...»
«Было небо голубей...»
«Я награжден заглавной ролью...»
«И думал я: мой путь просчитан...»
Успенский монастырь
«Когда диктует мне Господь...»
 «Конечная бессмысленность пути...»
 «Ты помнишь там, в зачатии эпох...»
«Простить, почувствовать, понять...»
Бакла осенью
 «Молчать невпопад, целоваться натужно...»
«Вдохни аромат – этот опиум ночи...»
 «Пишу я...»
Президент
«Отчего ты не спишь в этом тесном купе...»
«И убаюкивал нас стук...»
 «Песчаные люди – адамово семя...»
«Мы редко чуем в нас себя грядущих...»
«Помолись всем дождям и радугам…»
«Суть неизвестного числа...»
 «Ты выходишь из моря...»
Осенний эскиз
«Играйте атаку, играйте отбой...»
«Будет снег прошлогодний с полей...»
«Заздравное выпьем питье...»
«Я постепенно превращаюсь в тень...»
 «Вновь на губах желанный привкус соли…»
Вид на мыс Айя с моря
 «Карминные мазки на желтизне...»
Патологоанатом
«Растворяясь в любви...»
Ренессанс
«Я на скрипочке пиликал…»
 «Как счастливы звери и боги...»
Канун Рождества
«Я омою лицо, возведя свои очи к востоку...»
«Ботанической лавкой апреля...»


ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

На Times Square
Угол Бродвея и 87-й Вест
День Благодарения
 «Вылови мне рыбку из Бальбоа...»
«А когда бы меня вы спросили...»
Santa-Monica freeway
«Нет ничего изящней и красивей...»
«Дивясь порою сплющенности душ...№
Любовная история Beverly Hills
«Стихи всплывают из глубин...»
Полет в ночи
«Отлучившись совсем не надолго...»
«Бесконечная смена дождей...»
Моцарт и Шостакович
Загадки Яначека
Сотворение мира


СТРАСТИ БЛАЖЕННЫЕ
Вагнер
«Укладывать стихи в далекий ящик...»
«Там, в стороне Икарова паденья...»
Алкаш
«Вот кара всякому художнику и магу...»
«Поровну будет зрелищ и хлеба...»
«Откуда в их руках взялись лекала...»
«Распорядитель жизней и мгновений...»
«О, пытка безвестностью – адская мера…»
«Любая власть – козырной масти…»
«Будет, будет на свете, на свете пурга…»
«Печальная логика симметрий…»


Сведения об авторе:
Загорулько Александр Кимович (род. В 1955 г.) – академик Академии наук высшей школы Украины, академик Международной академии патологии,
член-корреспондент Академии наук АРК, заслуженный врач АРК, лауреат премии Совета Министров АРК, лауреат медали Ярослава Мудрого, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой патологической анатомии Крымского государственного медицинского университета, член Национального Союза писателей Украины,  директор Представительства Русского ПЕН-клуба в Крыму

Литературная библиография А.К.Загорулько:

Барьер совместимости. В кн.: «Утренние поезда» 1980
От первого лица  стихи) 1986
Вилла Ксения (рассказы) 1990
Приключения Салема (рассказы) 1990
Автограф (стихи) 1999
В зеркале времени (стихи) 1999
Ветер вечности (роман в рассказах) 2000
Забавы Джокера (стихи) 2002
На абордаж! (стихи) 2003
Параллельный человек (стихи) 2003
Миг, век, жизнь (стихи) 2005
Достучавшись до небес (стихи) 2006
Момент истины (стихи) 2006
Elit (10 песен и 10 стихотворений, аудио-версия) 2006
Jerusalem (стихи и аудио-версия) 2006
Кассандровы сказки (стихи) 2006
The Golden Link (стихи, на русск. и англ. языке) 2006
“Ecce Homo” (стихи, на англ. языке) 2007
Сокровения (стихи) 2007