«Мать»
Кажется управилась: коз всех подоила,
Накормила Найду, кошке налила,
Прибралась немножко и не стало силы –
Двор уже в потемках еле домела.
И спина, и руки – всё гудит натружено.
Слава тебе, Господи, - день хоть пролетел.
С самого рассвета на ногах всё кружишься –
И присесть-то некогда, и не видно дел.
Сына два. Оболтусы – помощи не выпросишь.
Оба бестолковые, прямо, как укор.
Только ведь не куплены, не возьмёшь, не выбросишь –
Шевелятся под сердцем оба до сих пор.
Старший уж женатый, только нет здоровья,
В школе был ударником, но не повезло.
А второй родился материнской болью:
Простота без хитрости – жизнь вся на излом.
У соседей дети – всё-то своих радуют:
По хозяйству до ночи – палки не лежит.
Ну, а эти выросли – ни чего не надо,
А начнёшь ругаться – слова не скажи.
Разве мать плохому сыновей научит?
Люди – все чужие, как коснись беда.
Всё для них стараешься, хочешь всё, как лучше –
Не дойдет до неслухов, видно, никогда.
У самой здоровья, вовсе и не стало –
Вот женить бы меньшего – больше не нужна.
Да чего там скажешь: шестьдесят без малого –
Нету сил, а хлопотами вся окружена.
Козы, куры, кошка – все зовут, все ластятся,
Все всё понимают, лишь не говорят.
Заломило сердце, снова заненастится.
Где же Женька, бестолочь, ладно б у ребят.
Может натворил что: подрался, в милиции?
Ничего не думает – здесь с ума сходи.
Свитер недовязанный ждёт, лежит со спицами,
А Покров об'естил стужу впереди.
Голова о старшем не болит – одетый,
Ну, а этот на зиму – чуть не нагишом.
Вот ведь шалобродничает до потёмок где-то,
Мать сиди и думай, а ему ништо.
Полный холодильник снеди всякой, сладости,
Лишь во рту ни крошки, и не проглочу.
На дворе собака завизжала, кажется.
Ох, явился мыкатень.
«Мама, есть хочу!»
Вот и полегчало, видно от таблетки.
Надо подниматься. Мясо на плите.
«Где, сынок, всё бродишь?»
«А, сидел у Светки.
Ну, чего ты, мама, снова в темноте?»
1987 г.
* * *
Весь мир в каком-то смутном далеке,
И вся земля от ужаса застыла.
И ты, на рвущем душу сквозняке,
Стоишь и смотришь в Мамину могилу.
Как в жутком сне, всё как в кошмаре спешном,
Глядишь, как мечутся старательно лопаты,
Как набухает чернозёмом не осевшим
Святая самая, на всей Земле, заплата.
И вот уж ничего не надо больше Маме:
Ни наших дел земных, ни неба с бирюзой.
В груди, сжигающее страшной болью, пламя
Природа тушит, не спросясь, слезой…
Тупою, глупой, серой суетой
Скорей, скорей забить невыносимость.
А дом без Мамы ждёт холодный и пустой,
И надо б всё принять, душой, как Божью милость.
Когда у матерей седая голова,
Когда им каждый час и каждый шаг с опаской –
Не берегите добрые слова,
Не опоздайте со скупой, мужскою лаской.
Теперь вот ничего уже не надо Маме:
Ни радостей земных, ни суеты с козой…
И грудь, сжигающее горькой болью пламя
Природа душит изнутри слезой…
апрель 2005
* * *
Крест деревянный, временный.
Холмик земли за оградкой.
С чем может быть соизмерено,
Место, что в крайнем порядке?
Ворон, шагами спугнутый,
Каркнул надрывно - прощальное.
Слышишь ли, Мама, оттуда ты
Эхо жизни печальное?
Видишь ли взором, как сказывала,
Небо от скорби белесое?
Там, в домовинке разовом,
Родненькая, не тесно ли?
Можно ещё немножечко
Я помолчу с тобой рядышком?
Русский стаканчик водочки
Пресным заем оладушкой?
Как от тебя не хватает мне
Слова, хотя бы спешного.
Видишь ли ты, как тает снег
Водами неутешными?
Крест деревянный в холмике
Вытянул тени к вечеру.
Истина съёжила холодом:
Мамы, и вправду, невечные…
Апрель 2005г.
* * *
Спой мне, Мурка, песню, ту, что пела Маме
Под ушедшей лаской её рук.
Нет твоей хозяйки уже больше с нами,
Опустело как-то всё вокруг.
Намурлыкай, милая, что-нибудь мне тёплое,
Дом былым уютом обогрей,
Чтоб в твоём сердечке память тоже ёкнула
Шаркающим шагом у дверей.
Гладь мою рубашку коготками цепкими –
Все мы у судьбы на поводке.
За окном синички по белью прищепками,
Тоже ждут старушку в вязаном платке.
Быть чему – не нам решать иначе.
Вновь зима раскинула белый свой палас.
Жмуря свои щелочки кошачьи,
Может в мудрости своей ты глубже нас.
Муркай, моя нежная – не всегда жизнь мачехой.
Ну, а если и пиннёт слегка –
Пледом хвост на мордочку и свернись калачиком,
Дожидайся в чашку молока.
И у нас – не всё, как бы хотели.
Видишь, как загадывать-то впредь.
Только крестик мамин не тревожь нательный –
До конца ему мне сердце греть.
Ноябрь 2005г.