Унылым спокойствием осени дышат твои полноспелые груди.
Шаги, что идут за тобой, равномерны, похожи.
Окутанный зеркалом взгляд неожиданно ожил,
Но даже мерцание света его не разбудит.
Он будет смотреть и не видеть. Истерзанный замок внимает
Молениям душ, наготе остывающих тел,
В безветренном мраке картинно вздыхает о мае
И ветре, что свистом и гулом округи вертел
Под пристальным взором немого мадьярского неба.
В утробах полей разлагаются тайны твои.
Поля ненавистные взглядом усталым вздвоив,
Мечтая очиститься милостью Феба,
Стоит у дверей, разминает затёкший сустав,
В безмолвии карлик-слуга, нарисованный снами.
Пылятся в твоей голове, точно хлам, и
Толпятся ненужные мысли, от мозга устав,
Устав от себя, от бегущих картин бытия,
Сквозящих над скомканным миром иллюзией яви.
Так скоро тебя безупречность пустая раздавит,
Что будут теряться в дрожании губы и явь
Окажется скомканной в мир и разорванной в клочья...
Но можно ли им доверяться, скажи мне, Батори?
Безмолвие вторит
Ответам твоим. Безупречно ли зло, чья
Душа окунётся в твою тишину и умрёт?
Остывшее небо собой наполняет вечернюю мглу.
Две тени навечно останутся в тёмном углу.
Глаза потеряют в глазах поглощающий лёд.