Был вечер, последний из всех. Был ветер – да вышел весь. Я в кашле прятала смех, распугавший снежную взвесь. И ты, опустив глаза, не касался моей руки, и я, не видя лица, растеряла свои стихи.
А в старом ночном фонаре таился вишневый цвет, и мухою в янтаре я стояла две тысячи лет, и свет фонаря обещал сладкий вечер и горький дым, и старательно он освящал земные твои следы, и я освещала тобой свои неяркие сны.
Но если не будет весны – какая уж здесь любовь…
Декабрь, сонная тишь – а будет летняя сушь. И русый будет малыш, и очкастый сутулый муж, и счастья грамм пятьдесят отвесит мне продавец – вот и руки уже висят в цепях обручальных колец, вот и ржавчина в волосах, вот и складка около рта. И в серых твоих глазах – нездешняя пустота.
Не за руку, не вдвоем – по холоду до дверей. И тени под фонарем торопят тебя: скорей. Проводи ее, отпусти, ну отплачет она свое – если рядом не хочешь идти, не тяни за собой ее.
Ты идешь по своим делам, из вечера в зимний день, и бредет по твоим следам угловатая моя тень, и руки тянет к тебе, отчужденность твою кляня, шепча:
– Обними меня… Ну обними меня…