По тротуару шла женщина,
сжимая в руке небольшой топорик.
«В этом есть какая-то достоевщина», -
подумал дворник Матвей, подметая дворик.
За женщиной следовал маленький человечек
с разбитой губой и в плохих ботинках
и пальцами, наподобие парафиновых свечек,
блуждал в своих давно не мытых сединках.
Из вертепа витрины с надписью «Наряды»
на него с интересом таращились манекены.
Человечек сутулился, и эти взгляды,
минуя его, погружались в стены.
Плешивенький барин, выходя из экипажа,
причмокивал ртом в предвкушении жаркого,
и какой-то ребёнок чёрною сажей
писал на столбе непечатное слово.
Под аптечной вывеской девушка в белом
кусала яблоко, словно Ева, и летели брызги.
Маленький человечек подумал так, между делом,
что неплохо было бы выпить немного виски.
Кто-то прятался за занавески
на втором этаже в окне серого дома.
А у человечка в голове ржавели железки
заброшенных вышек аэродрома.
Он хотел утопиться в Зимней канавке
под свинцовым небом Санкт-Петербурга,
но у него были такие старые плавки,
что, скорее, он предпочёл бы скальпель хирурга…
Что же делать? Женщина с топориком
скрылась в подъезде с оторванной дверцей.
Дворник Матвей маленьким черепом Йорика
запустил в человечка и попал прямо в сердце.
Человечек упал и взмахнул платочком.
Ветер потащил платочек по мостовой.
Угрюмый папаша с толстою дочкой
смотрели на это и кричали: стой!
Дворник Матвей нагнал его у крылечка,
вошёл в подъезд и нажал звоночек.
Женщина с топориком, знакомая того человечка,
открыла дверь, и он подал ей платочек.
У неё в глазах неожиданно возникла слякоть,
она пошла на кухню и села за столик.
И с тех пор женщина не переставала плакать,
сжимая в руках платочек и топорик.
А человечек, выспавшись в гамаке аллегорий,
встретил рассвет, и взяв его под локоточек,
побрёл с ним на запад объявлять мораторий
тем дамам, что так хотели отщипнуть от его сердца кусочек.