На горе поклонной у надгробья,
В непривычной, жалящей тоске,
Сжавшись ты сидишь у изголовья,
На, смолою пахнущей доске…
В твоём взгляде злобы нет, нет счастья –
Неизбежность выжгла глаз лучи…
Я теперь у вечности во власти…
Плачь, родная… - Легче… Не молчи!
Оперевшись нежною рукою,
На плечо сынишки ты, скорбя
Плачешь тихо, но ведь я не стою
Слёз твоих, морщин, тебя.
Я, как гонщик ударял по «газу»,
В веренице пролетавших дней,
Захватить хотелось много, сразу
В этом мире радужных огней.
И не всё, конечно удавалось…
Грешен: забывались Дом-Семья,
Главное, родное забывалось…
Но молю : прости – виновен я!
Уж прости за прожитые беды,
За ребячество и эгоизм,
За ночей безсонность, за беседы,
В коих злоба были и цинизм.
И за то, что ныне безутешно,
Ты рыдаешь, сыновей обняв…
Рано мне.. – Я не хотел конечно,
Жизнь на холм надгробья променять.
Глины ком, раздавленный рукою,
По привычке выдернут сорняк.
Я покоен. Я уж не с тобою…
Не поймёшь ты этого никак.
Век окончен. Горький или сладкий.
Под судьбу подведена черта.
Со своей лежу я рядом бабкой
И прошу: Не надо мне креста!
…Выпей стопку горького настоя
За покой бунтующей души…
И на камне трепетной рукою,
Милая, хоть что-то напиши.
20.09.96.