мне-тебе-сыну

Иломи
Левой!
Правой!
Опять переправа
и тот, кто с веслом точно знает,
лучше-то не бывает,
чем крепкий холодный кофе.
Причалим пожалуй к Голгофе?
Нет… подождите, увольте,
мы ведь не добровольцы.
Нас до того не спросили,
открыли люк – и впустили
в жизнь походкой поддатою,
меня где-то августа пятого,
на шею [в придачу] уздечек,
а где облака в форме сердечек?
Похоже, смутная провокация,
всесезонно тупых медуз миграция
вдоль тротуаров и будней.
Бездельники и зануды
спорят о том, кому больше хлеба.

А снег…он же пахнет небом
таким свободно-недосягаемым.
А я учусь дружить с раскаяньем,
прощать, любить, глотать слёзы,
как Зоя, выбегать босой в морозы,
когда силы вот-вот на исходе.
Простите, я даже не передовик на заводе
и опять не вписалась в планы,
с сантехникой горе – текут краны,
а я продолжаю чинить драмы.
Вернее, это мне выпала роль,
ползти впотьмах до отметки ноль,
бить наотмашь – а там не важно.

Моя память изменила мне дважды,
узнаю с кем – подсыплю яду,
сошлюсь на преданность обряду,
а потом, слизавши отваги,
вырежу счастье из папиросной бумаги,
чтобы мне-тебе-сыну хватило,
хороводы с соседом утром водило.
Может, я и хотела когда-то в Ниццу
[во всяком случаи мне часто снится]
но мне с тобой хорошо под пледом,
разрываться между «ещё» и обедом,
наводить резкость на поцелуи,
подставлять лицо под осадки-струи.
Всё это моё…   до последнего,
                а потом,
какая мне разница, кто с веслом.