Ты вновь коротаешь зиму в такой глуши,
что чёрт со своими куличками – добрый дачник,
в сравненье с тобой, доживающим наудачу,
верней, как живётся, отпущенный век. Пиши
пропало, старик – шепелявит впотьмах метель,
в таком захолустье, мол, как до луны до бога –
где бог, где твоя, сторожимая тьмой, берлога?
А ты всё не дуешь в ус, наряжаешь ель
тряпичной трухой да вкушаешь опресный хлеб
печалей своих – к рождеству будет всё готово:
истопится печь, и сгустившийся дух еловый
закружит меж зыбких и зябких времен вертеп
блажного затворника – если не брать в расчёт,
что изредка здесь слышен сбивчивый робкий лепет
разбитой «Ятрани», то можно в тысячелетьях
хоть вечность блуждать, а потом и ещё, ещё…
Пытлив и упрям кропотливый огонь в печи,
копатель подробностей – он удлинняет тени,
он щиплет глаза, проникая в тщету мгновенья
и толщу его, в основание всех причин,
сцепляющих жизнь и влекущих её поток,
и ты пропадаешь, несомый теченьем властным,
ты рад пропадать, задыхаясь щемящим счастьем.
Потом пусть метель за тебя подведёт итог…