Есть улица в бывшем посёлке моём,
Построил в двадцатых здесь дедушка дом,
А сад с виноградом потом посадил,
И с бабушкой вместе счастливо зажил.
Не сходят мозоли с натруженных рук,
Чуть свет его будит горластый петух.
И бабушке надо корову доить,
Обед приготовить, детей накормить.
А дети растут, день проходит за днём,
Растёт, укрепляется дедушкин дом.
Взрослея, уходят учиться сыны,
Не ждут ни тревог, ни зловещей войны.
И всё же пришла — как обвал, как чума,
Сжирая детей, разрушая дома.
Ушли воевать по повесткам сыны,
На фронт, где бушуют пожары войны.
В Самару и в Омск враг семью разбросал,
А кто то заброшен на дальний Урал.
Пусть голод, пусть холод-страна под огнём...
А как там, под немцем, мой дедушкин дом?
Да всё как везде, только стоны слышны,
Кровавые руки у страшной войны.
Разграбленный дом, уничтоженный сад,
Где жизнь ликовала-теперь сущий ад.
Голодные дети, в слезах старики,
Никто не протянет беднягам руки.
Ни словом, ни хлебом никто не помог,
Оставил евреев всевидящий Бог,
Над братской могилой лишь ветры поют,
Здесь сотни безвинных нашли свой приют.
И бабушка здесь, и замученный дед,
И скорбной молитвы оборванный след.
Проплаканы слёзы, о том, кого нет,
Подростком я был, а теперь уже дед.
По прежнему цел старый дедушкин дом,
Но люди чужие живут теперь в нём.
А те, кто в двадцатых на улице жил,
Разьехались где-то по странам чужим.
По улице детства я снова иду,
Гляжу на дома, и с трудом узнаю.