А кто в полнолунье на старом погосте...

Шинхис
                Апокриф. Гибель Гарри.
                (Все скорбят и плачут, кто стоя, кто молча...)

А кто в полнолунье на старом погосте
Играет на флейте из бедренной кости,
Танцует на старых могилах? Послушай:
То мертвые души, забытые души.
Придешь сюда в полночь – омела и вереск,
И тени, которым так хочется верить.
И ветер так сладок, и звезды так близко.
Полынь и крапива – в серебряных искрах.
Смотри – паутины блестит ожерелье,
И пух одуванчика с зимней метелью
На листьях кленовых – как в бронзовых чашах.
Здесь тропы – не наши, и время – не наше.
Здесь в кубке гранитном – настой из дождей.
Вокруг – повилика, гвоздики, пырей –
Почетная свита, не спящий дозор….
А имя – забыто в веках с давних пор.

Но маленький мальчик с тяжелой дубиной
Пройдет, колотя по ограде старинной.
Посыплется ржавчина, вздрогнет земля.
Проснется покойник с воинственным «...Ля!!!».
И вдребезги двери, и мальчика – в клочья.
Не шастай по кладбищу темною ночью!

И будут лежать у ограды старинной
Ошметки мальчонки, очки и дубина.
Светает. Покойник уходит обратно,
Смывая с прикида кровавые пятна.
Дверь склепа на место поставит пинком
И снова забудется призрачным сном.

О, дом, милый дом, где спокойно и тихо.
Веночки из роз, бересклет, земляника
На старых просевших забытых могилах.
Здесь память уснула, здесь тихо и мило.
И старый алтарь затянуло вьюнками.
Уйдут очевидцы – останется память,
Ужасная сказка, зловещие строчки
О том, кто гуляет по кладбищу ночью.
О том, как луна освещает гробницы.
О смутно белеющих призрачных лицах,
Что смотрят из мрака на тихих прохожих.
А призрак-то – боже, ни кожи ни рожи,
Печальный заморенный скудной диетой
Лежит вурдалак в потревоженном склепе.
Он жаждет покоя, он жаждет забвенья.
Ему до папаши все стоны и тени.
Покоя, покоя! – но мальчик с дубиной
(чтоб крысой ему подавиться, скотине!)
Разрушил идиллию сладкого сна.
Не стало мальчонки – пришла тишина.
Упырь забывается тягостным сном…

…С тех пор в полнолуние – грохот и гром.
То призрак ребенка в очках и с дубиной
Стеная, бредет вдоль ограды старинной,
Он громко скорбит и по прутьям колотит.
По склепу упырь в ожидании бродит,
Рычит и плюется, рвет саван на клочья.
А мальчик все бродит бессонною ночью
Туда и обратно под лунным сиянием,
Дубиной по прутьям колотит печально,
Ограда качается, стон вурдалака
Несется из мрачного склепного мрака.
И так до рассвета, с рассветом покой
Накроет кладбище незримой рукой.
И мальчик растает в рассветном сиянье,
И в склепе затихнут упырьи стенанья.
Покой и забвенье, гвоздики, крапива –
Все тихо, уютно, готишно и мило,
Упырь засыпает, зажмурясь блаженно,
И пахнет уютно забвеньем и тленом.
Спят птички, зверюшки, жучки-копрофаги,
Растут вдоль ограды ромашки и маки –
Прекрасное место до полной луны.
Вплетаются травы в спокойные сны,
Гниют потихоньку очки и дубина
И косточек ряд у ограды старинной
Белеет прозрачным китайским фарфором,
И тень на камнях – прихотливым узором.
Молчанье. Забвенье. Покой. Тишина.
Над кладбищем шепот спокойного сна.
Шуршанье венков, шепот ветра, уют.
Уснувшие жители сумерки ждут.
31.12.08