К двухсотлетию Отечественной войны 1812 года
БИТВА ПОД ЭЙЛАУ
Прейсиш-Эйлау стал предтечей
сражения Бородино.
Пять лет во времени, пространстве
их разделяют,
но сколько схожести тогда БЫЛО...
Прейсиш-Эйлау под Кёнигсбергом.
К нему теснил Наполеон
Всю нашу армию, чтоб сбросить в море
И с Пруссией покончил б он.
Два наших арьергарда отступали
Теснимые противником. Их возглавляли
Известные с суворовских времен
Багратион, Барклай-де-Толли, генералы,
Прославленных победами тех лет знамен.
В Эйлау арьергарды отступили.
Но и противник на плечах солдат
Ворвался в город, закрепляясь
В постройках каменных громад.
Барклай был ранен в ходе боя.
Неисчислимые потери понесли.
Но город важен был для поля боя
Потребность велика - его вернуть. Учли.
Багратион в одном строю повел
Колонны атакующей пехоты
На штурм, под русское УРА, в штыки.
Французы дрогнули и отступили
Им не понять ни удали, ни русской силы.
Двадцать седьмое января (1807 г.)
День битвы роковой для армий.
Холмистая равнина и глубокий снег,
Болота и озера между рек,
Кустарник, редкий лес в окрестностях Эйлау.
Рассвет, и тишина, ни звука, ни стенаний.
Две армии. Они горды победами своими.
В Европе - равных нет. Знамена их
Знакомы многим странам и доныне.
Сойдутся в схватке. Чья возьмет?
Ответа нет поныне.
Трехчасовая канонада
Открыла битве дверь.
И корпус Ожеро в метель
Вдруг оказался в центре схватки.
Его войска попали в ад,
Пальбы картечной.
В штыки пошли российские полки
За рядом ряд, вступая в ад кромешный.
Французы, русские богатыри.
Меж ними сеча.
Лязг ружей о ружьё, штыки в живое,
Грозны речи.
В дело вмешалась конница лихая.
Сверкнули сабли, пики, палаши.
Без пушечной пальбы рубились люди,
Так будто не было у них души.
Трехгранными штыками в груди,
В плечо с размаха со всего плеча
Шеренги русские неудержимо,
Сминали всё. Наша взяла.
Противник отступил, теряя силу.
Покрыли поле груды тел.
Как будто выросли редуты
Для новой битвы, новых дел.
Спасая корпус от разгрома
В сражение вошел Мюрат,
Блистательный, неудержимый,
По полю несся корпус вскачь.
Пехота, конница смешались,
Сбились. Клинки сверкали в головах.
Пехота падала в снега, топталась
Копытами коней врага.
Но устояла в этой битве.
Сбит корпусов напор
Ружейно-пушечной пальбою.
Артбатарей в упор.
Мюрат, как прежде Ожеро,
Неся урон среди вождей,
Покинул поле боя, уступая,
Полкам суворовских богатырей.
В средине дня
Вошел в бой корпус Даву,
Известный храбростью своей,
И обозначил ряд успехов
На фланге армии, её правей.
Но вскоре встретил ввод резервов.
Вводил их Петр Багратион.
Они знакомы. Поле битвы
Не раз их разделяло в ходе войн.
Ввод новых сил Лестока и резерва
Сравняло мощь сражавшихся полков
И маршал армии Наполеона
Смирил свой гнев и пыл, и был таков.
Стемнело. Бой прекратился.
Зажглись костры оставшихся в живых.
Последний день Помпеи, как картина,
Не мог сравниться с полем битвы их.
Две армии от поля боя отступили.
Мы в Кёнигсберг, теперь Калининград.
Наполеон за Пассаргу.
За ним шли Платова казаки, утверждая
Там репутацию свою.
Наполеон, впервые, отступая,
Бросал повозки, артиллерию, и нес урон
Убитых, раненых кидая,
Без помощи, на судьбы произвол.
Такая участь повторится
В двенадцатом году
Когда из огненной столицы,
Сбежит и бросит армию свою
На гибель, плен, в большой урон.
И гений полководца испарится.
Эйлау - виновата тоже в том.
5.01.2009 г.
ДЕНИС ДАВЫДОВ
Военные записки.( цитата ).
Гослитиздат 1940 г.стр 121
"Боже мой! Какое чувство злобы и негодования разлилось по сердцам
нашей братии, молодых офицеров, свидетелей этой сцены! Тогда ещё
между нас не было ни одного космополита; все мы были старинного
воспитания и духа, православными россиянами, для коих оскорбление
чести отечества было то же, что оскорбление собственной чести...
Поступок Перигора (адьютант маршала Бертье, приехавшего в ставку
Беннигсена для переговоров по временному перемирию и ни разу не
снявшего медвежью шапку, носимую француской гвардией) был первым
шагом к оскорблению нашего достоинства, столь часто впоследствии
оскорбленного Лористоном, Савари и в особенности Коленкуром
проклятой и наглой памяти; но зато, в день победного вступления нашего
в Париж, надо было видеть, как все эти лица униженно прибегали к
великодушию нашего государя".
"... о всех этих каплях, упавших в океан событий 1812 года, - тогда
гордо подымаешь голову и мыслишь: Я РУССКИЙ".
Как этой гордости и самоуважения не хватает сейчас после победных
дней Великой Отечественной и как много униженности, заискивания,
преподобнолепности в поступках людей на всех уровнях культуры и власти.