Темнеет рано. Выйду на балкон
Горит свеча. И все пророчит лето.
Поет гроза. Ей вторят в унисон
Обломки молний, затихая где-то.
В свинцовых тучах замирает день,
Дрожит на стеклах пламя, жаром дышит.
И длинная раскидистая тень
Уходит по разбитой кладке крыши,
Чтобы застыть, как призрак, в тишине.
Моя свеча уже почти погасла.
Мне грезится, что брызги на окне –
Не воск, а капли миртового масла.
Чу! Пение я слышу на хорах
Церквушки старой, дремлющей за речкой.
Перекрещусь. Долой напрасный страх.
То лишь сверчок под бабушкиной печкой.
Русалки-баловницы вьют венок,
Бросают в воду с плеском. Хохот слышу.
И вот уже босая, со всех ног
Бегу с веранды под родную крышу.
А в окна бьется неуемный дождь,
Звучит в ушах скрипучий смех старушки.
«Ты папоротник, может быть, найдешь,
Коль ровно в полночь выйдешь на опушку».
И любопытство тянет, манит в лес.
Я на тропе, в одной рубахе. Вижу –
Мелькает тень. Скорей берусь за крест.
И вдруг гляжу – она все ближе, ближе.
Вот лунный свет уже открыл черты –
Господь, спаси! То, верно, бес явился!
Я закричала – сиганул в кусты
И след простыл. И в гуще ночи скрылся.
Ох, набродилась вдоволь по реке,
Дрожа от страха, добралась насилу.
И чудилось потом – на чердаке
Нечистая разгуливала сила.
А утром по деревне слух поплыл,
Один парнишка, натерпевшись страху,
Рассказывал, как ночью в лес ходил,
Надев платок и белую рубаху,
Как трижды поплевал через плечо,
Как крест оставил дома возле печки.
А после, говорит, явился черт
К нему в обличии девушки со свечкой.