Тем, кто учился в ТРТИ, эта фотография напомнит об одном вечере поэзии, проходившем однажды в Большом читальном зале институтской библиотеки, в корпусе "А". Такие вечера в наше время собирали большую аудиторию. Вопреки нынешней пропаганде, советские люди читали много, жадно, и практически все, что хотели. Странно сегодня читать и слушать некоторых бывших советских писателей, утверждающих, что они покинули родину, потому что их притесняли в СССР. Пусть это остается на их совести. Могу только сказать, что многие из тех, кто сегодня рассказывает об "ужасах" советского строя, были признаны, популярны, издавались миллионными тиражами и пользовались всеми благами, доступными в то время советским писателям. И читали мы их вовсе не в рукописях, а во вполне официальных изданиях - в "Новом мире", в "Юности", В "Дружбе народов", журналах "Москва" и "Нева", "Аврора", и многих еще других. Все это было абсолютно доступно. Да, приходилось иногда потратить некоторое время, чтобы оформить подписку, но, несмотря на это, практически все популярные подписные издания, практически без ограничений были в каждом доме. И Василия Аксенова, и Анатолия Рыбакова (Аронова), и Варлама Шаламова, и многих, многих других писателей нашего времени, помнится, читали мы во вполне официальных изданиях, выходивших огромными, несравнимыми с нынешними, тиражами...
И никто за нами не охотился, никто не приглашал на собеседование в КГБ, как утверждают сегодня вернувшиеся из-за морей "вольнодумцы". Тогда, в середине 60-х, мы, почти поголовно увлекались, например, Андреем Платоновым, взахлеб зачитывались Бредбери, хорошо знали Пастернака и Ахматову... да и многих других отечественных писателей и поэтов... Другое дело, что гораздо ближе нам были Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко, Николай Старшинов и Юлия Друнина, Александр Межиров и Феликс Чуев...но не об этом сейчас речь. Это я к тому, что, как ни крути, планка советской литературы и поэзии в частности, стояла несоизмеримо выше, по сравнению с тем, что лежит на книжных прилавках сегодня. В Советском Союзе издательства работали только с профессиональными авторами. Дрянь в работу не брали. Дрянь невозможно было издать за свой счет, как сегодня. Зато, если книга выходила, ее можно было смело покупать, читать, ставить на полку. Учила она доброму и светлому. Воспитывала веру в светлое будущее, звала на трудовые подвиги. И увлечение поэзией было в нашей молодой, победившей, и действительно развивающейся стране, массовым. И даже у нас, в ТРТИ - сугубо техническом Вузе, были свои поэты.
Короче, вечер ПОЭЗИИ для ТРТИ был событием! Институт серьезно готовился к встрече! Приглашены были такие маститые поэты! Ростовскую писательскую организацию, помнится, представлял Ашот Гарнакерьян, а от "Таганрогской правды" присутствовал местный поэтический авторитет - Геннадий Сухорученко.
Меня наша многоуважаемая Вера Васильевна – заведующая институтской библиотекой – предупредила заранее. Сказала:
– Надеюсь на тебя!
Какие вопросы? Надо, значит – буду!
Было это сказано утром, буквально за день до назначенной даты, и я тогда не знала еще, что уже вечером того же дня сильно пожалею о своем обещании…
Два раза в неделю посещала я в те времена институтскую секцию баскетбола. Баскетбол - обожала! Играла в школе, играла в институте. Причем, не только сама любила погонять мяч, - следила за чемпионатом, заполняла турнирную таблицу, знала поименно игроков сборных Союзных республик. Признаюсь: позже, уже окончив институт, однажды даже ездила смотреть игры чемпионата Союза по баскетболу живьем, в Вильнюсе, на поле «Жальгириса».
Итак, тренировались мы в старом спортивном зале корпуса «А», и здесь же, под лестницей, была, помнится, была наша спортивная раздевалка… Так вот вечером, перед очередной тренировкой, буквально накануне того дня, когда должен был состояться вечер поэзии, капитан нашей, в смысле институтской сборной - я в основном составе не играла - сообщила, что завтра есть возможность подработать немного деньжат - разгрузить вагончик. Расценки обычные - 1 рубль - тонна! Она договорилась. Нас ждут.
Вагон картошки – это большая удача! Студентов в городе много, желающих подработать, хоть отбавляй, а вот с работой как-то не очень… А между тем, за вечер даже нам - девушкам - можно заработать по пятерке на брата, то есть, на сестру. Ребята, конечно, зарабатывали и больше.
– Только идти надо всем! – сообщила капитан. В смысле всем девушкам из нашей секции. Ну, мы и пошли, и я, конечно...
В самом деле, какие могут быть стихи, когда есть вагон картошки?
Когда платят по рублю за тонну? И деньги нужны, и подводить девчат не хотелось.
Поехали сразу после занятий. Овощная база была где-то на окраине города, но где точно я уже сказать не могу. Не помню.
Моросил дождь. Но мы были молоды, здоровы, счастливы. Настроение было отличное. Вкалывали, таская эту картошку из вагона в хранилище большими корзинами по двое. Работали весело, шутили, нагружать старались побольше, чтобы быстрее закончить работу. Правда, довольно долгое время, картофельная куча, почти не уменьшалась, несмотря на наши усилия. Как заколдованная!
Видя, что мероприятие затягивается, я тайком поглядывала на часы. Очень мне хотелось побывать на этом вечере, хотя бы просто послушать… Да и обещала. Рассчитывали на меня.
Сначала еще надеялась, что успею к началу. Потом поняла, что поезд мой ушел. Никакой поэзии сегодня не будет! Вот время к 20-ти приближается, давно стемнело. Там, в институте, зал, конечно, полон, – места студенты занимали заранее. Теперь люди стоят в проходах, в дверном проеме, на подоконниках. Сидят по двое на стульях. Те же, кто не поместился в зале, слушают стихи, стоя на лестнице... Обе створки большой двери посредине читального зала сегодня открыты настежь... Все это мы видели еще когда уезжали...
Вот вечер начинается, Вера Васильевна что-то говорит притихшей аудитории, вот, представляет приехавших гостей, осматривает зал...
...А я в эти минуты снова наполняю корзину картошкой, и снова тащу ее в хранилище, и часы тикают… Вот, прошла торжественная часть, вот, «отстрелялись» наши институтские поэты - Валя Квятковская, Коля Медведев, Коля Малинский, вот выступают уже «маститые»... Вечер близится к концу, вот уже кто-то, кажется, Ник Малинский, читает затихшему залу , «Как уходила Пиаф», из нового сборника Евгения Евтушенко...
Потом, когда к микрофону приглашают всех желающих почитать что-нибудь из любимого, кто-то из студентов читает «Бьют женщину!» Вознесенского, и возникает жаркая дискуссия...
Вечер практически заканчивается, вот уже все желающие выходят к микрофону и просто читают свои любимые стихи...
Все это, конечно, я себе только представляю себе, поскольку хорошо знаю план вечера. Что происходит в этот момент в БАЗе на самом деле, я, конечно, не знаю... Руки у меня в земле, кеды и брюки промокли и тоже выглядят не лучшим образом, зато куча уже заметно уменьшилась, и у нас появился реальный шанс завершить процесс сегодня.
Когда мы оттаскиваем последнюю корзину картошки и нам выдают по пятерке на нос, я уже ни о чем не могу думать. Главное – успеть!
Девочки мои еще моют руки, собираются, а я уже вылетаю с базы, ловлю на бегу такси, отдаю эти только что заработанные 5 рублей, и прошу таксиста доставить меня на Чехова 22.
Ср-р-р-о-о-ччч-ннн-о-о-о! В Таганроге осень. Дождь теперь не моросит, льет, и, конечно, я пребываю к шапошному разбору!
Но, когда я влетаю, наконец, в корпус «А», прыгая через три ступени, бегу вверх по лестнице, чумазая, в грязных кедах, с черными от земли руками, в нелепом розовом платке, буквально вваливаюсь в переполненный читальный зал, по толпе проносится легким шорохом:
- Жанка приехала! Приехала! Пропустите!!!
Между тем, программа вечера завершена. Маститые закончили свое выступление... Вера Васильевна никого больше не ждет. Я слышу, как она благодарит от имени слушателей наших гостей.…
И тут появляюсь я. Вы видите этот момент на фото. Меня выталкивают к микрофону, и я начинаю читать. Читаю долго, много, подряд, все, что помню, и чего, казалось, уже не помню совсем… Читаю стихи о верности и любви... О предательстве и разлуках. О своих институтских друзьях, романтиках, открывающих каждый год летом эту далекую и таинственную планету под названием «Целина»...
Сердце мое бъется где-то в горле, от бега у меня сбивается дыхание, но все это уже не имеет никакого значения. Я читаю стихи! Одно, два, десять... Меня не останавливают. В зале тишина... Маститые смотрят на меня с любопытством… но мне уже не до авторитетов...
Стихи на большую аудиторию – это всегда экстрим! Это - почти стриптиз, только куда более жесткий, - потому что обнажаешь не тело, а душу. И всегда рискуешь, услышат ли? Но зал принимает мою неприкаянную душу, потому что этот большой замерший зал сейчас - часть меня, часть моей сегодняшней жизни, а я – маленькая часть этого зала...
Вот такая история случилась однажды осенью в ТРТИ. На фото – за столом, сидит Геннадий Сухорученко. Ашот Гарнакерьян сидит правее, - его на фото не видно... А после этого этого вечера в нашем "Радиосигнале" появилась статья Ника Малинского, в которой Николай описывал этот вечер таким, каким увидел его он. И называлась статья строчкой из одного детского моего стихотворения: Легко ли быть неповторимой?
Сегодня эти строчки кажутся наивными, вызывают улыбку, но тогда они вполне соответствовали состоянию моей души. Вот они:
Как просто быть неповторимой,
Неподражаемой во всем!
Мы это - зримо и незримо -
В себе, с рождения, несем.
В себе, с рожденья до заката.
Во всем, от солнца до дождя,
Неприкасаемую святость,
И, даже, если уходя...
И, даже, если возвращаясь,
И тенью падая к ногам.
О, эта горькая слащавость,
Людей, вину несущих нам!
И потому такое имя.
И потому тревожен сон.
Как трудно быть неповторимой,
Неподражаемой во всем!