Брела гроза. Еще в начале мая –
сырой птенец в соломинках гнезда –
через июль силенок набираясь,
судьбой грозила тварям: «Аз воздам!»…
Она дышала инфернальным жаром,
тягала пыль за белые вихры,
и хрипло перекатывала шарик,
и шарился по небу этот хрип…
стихало под мандАлою небесной,
завойлочившей влагой горизонт –
брела гроза, куда глазам не тесно
и становилась грозною грозой.
Когда нутра ее клочкастый хаос
сгущался с видом плоти на одре,
тогда с земли: « help!..water!. Gott!.. my hоuse…» –
шипели губы как лица разрез.
И лишь мужик, не названный Андреем,
в набедренной повязке из трусов,
горланил песни, пятый день не бреясь,
допив уже врачующий рассол.
Он по суху ходил, как входят в воду
(виной тому инсульт ли, абстинент?)
не верил он ни в Черта, и ни в Бога,
он знал: спасет лишь пиво, не абсент.
За пивом и пошел...
Гроза сгущалась,
скелеты веток ветром обнажив, -
так и ушел, сведя конец к началу,
как в сферу Агасфер- он вечно жив.