(Историческая драма в стихах)
«Да, страна наша не была раем:
Нас к земле прибивало дождём.
Но когда мы её потеряем,
Мы милей ничего не найдём».
Дмитрий Кедрин
1. Ночь накануне венчания
(Великокняжеские палаты)
ИВАН IV:
– В семнадцать лет
Я – Князь Руси великой,
Владыка всех завещанных земель...
Почтение моё, святые лики!
(Из головы не выветрился хмель)…
Визжит кровать – собакою взбесилась,
И ветер за стеною стонет, зля,
И вот – узрел: по небу заструилась,
Что кровь по плахе, алая заря...
А в этот час, быть может, орды Хана
Из Таврии направили к нам путь.
О Русь-земля, – простёрлась великаном,
Стрела вражды тебе пронзила грудь...
Боярство, нежась в сладкой праздной лени,
Не дует в ус и тешится вином...
Снежинки – как монашки на колени,
Всё падают на плаху за окном.
Проехал отрок, – видимо, с депешей.
В посаде тишь – не слышно петухов...
Вот мечник к воротам прошёл неспешно,
Замолк, как время, скрип его шагов...
Россия спит. Века проходят мимо,
Как тучи по-над башнями Кремля...
Но стоп!
Макарий, помню, говорил мне,
Что должен на престол венчаться я?!
(Иван со свечой в руке распахивает кованую дверь опочивальни и громко зовёт):
– Эй, кто там?.. Люди!
Подь сюда, Макарий! –
Сыскать скорее!..
Где митрополит?..
(В дверях показываются встревоженные Макарий и князь Глинский).
МАКАРИЙ:
– Великий князь, почто средь нощи звали?..
ГЛИНСКИЙ (с подобострастием):
– Денница, ну а сыновец не спит?!
ИВАН IV (Макарию):
– Будь здрав в златых палатах, отче!
Ты на вопрос докучливый ответь:
С чего бы мне средь тёмной ночи
Вдруг света тяжко захотеть?
Почто мне тесен стал, Макарий,
Сей закут смрадный, что сродни
Норе!..
Я слышу скрежет стали.
И, словно белки, скачут дни...
А ночи тянутся, как змеи.
И кровь бросается в виски...
Тебе, как Богу, я поверю:
В чём, в чём причина сей тоски?
МАКАРИЙ:
– Ответ не сложен, сын, внемли:
Приспело время – раньше ль, позже...
Мы все сыны одной земли
С дублёной русской кожей!..
Ты – князь, Василья сын бесценный.
Что мой совет? – Лишь Бог един
Повелевает миром тленным.
Я раб, а ты мой господин.
Но всё ж послушай слово старца:
Прими, мой сын, Венец на царство!
И, чтя смиренно старину,
Возьми, князь, добрую жену!
Отринь содом ночных пирушек,
Сверши великие дела:
Ударь по недругу из пушек,
И возвести – в колокола!..
2. Князь Курбский
(Усадьба Глинских)
АНДРЕЙ КУРБСКИЙ:
– Идёт о нас, друзья, худая слава,
Пожары пожирают города...
И в чашах пенных – горькая отрава!
В колодцах – ядовитая вода!
Опалы рвут поместное боярство,
Что сорную траву
средь поля ржи, –
Заботливый хозяин.
Государство
Как на татар берётся за ножи.
АЛЕКСЕЙ АДАШЕВ:
– Пора, пора спасителю подняться
Из колыбели.
Вздрогнет седина
Боярщины...
И будет поклоняться
Не Богу – избавителю страна!
Довольно лить остаток русской крови.
Кругом враги, как стаи воронья,
Слетаются и страшный пир готовят...
АНДРЕЙ КУРБСКИЙ:
– Доколе спать на печке нам, друзья?
(Холопу Глинского Василию Шабанову)
Эй, человек, налей мне кружку взвару!
Башка трещит, ну прямо, как котёл.
Воистину господь придумал кару
Для пьяниц.
А богат был царский стол!..
Аз, грешный, перебрал вчера немного.
В разъездах всё... А завтра вот опять...
В седло опять, от царского порога, –
Царю невесту верную искать.
Я думаю, Каширину Оксану?..
Стройна, бела, и княжеская дочь...
КНЯЗЬ ГЛИНСКИЙ:
– Ну что ты, Курбский, эта с Иоанном, –
Что ясный день и пасмурная ночь!
Купца я как-то видел из Казани,
И бабу с ним. Поверишь, так стройна,
Что вспомнить страшно!
Ноги, как у лани,
Ну а спина, помилуй бог, спина!..
А очи, право, будто у орлицы.
Вот то, брат Курбский, истинно жена
Была бы Иоанну – нам царица!
Хоть роду и не знатного она.
АЛЕКСЕЙ АДАШЕВ:
– Ну да, рабыня!
Эко ль ты за диво
Поведал нам. Да было б что глядеть!..
Они, чай, все, по-твоему, красивы,
Коль их, как в бане, взять да и раздеть!
А Иоанну надобна девица
Как небо чистая, в деяньях без молвы:
Анастасия, други, вот царица
Всея Руси!
А нет, решайте вы.
КУРБСКИЙ:
– Анастасия? Кто она такая?
Не помню что-то. Где они живут?
АДАШЕВ:
– Захарьина дочь меньшая, слыхал я.
Московские, кажись они...
ГЛИНСКИЙ:
– Ну, плут!..
Захарьина... Да ведаете ль вы,
Что дед его лишился головы
За связь с Литвой. Мне бабка говорила.
А предок был у них Андрей Кобыла,
Пришёл пруссак, на русские хлеба...
КУРБСКИЙ:
– Гляжу, не дура у тебя губа!
Но в чёт тут прок, не приложу ума я, –
Чернить других, коль сам-то, Глинский, ты
Ведёшь свой род от темника Мамая,
Хотя всем брешешь, что от Калиты!
(Алексей Адашев смеётся. Вслед за ним не удерживается
от улыбки и холоп Глинского Василий Шибанов).
ГЛИНСКИЙ (Шибанову):
– Смеёшься, смерд... Над кем, над господином?!.
Небось, уж сбегал, бестия, в кабак.
Вчера тебя видали за Неглинной...
Придётся драть предерзкого раба!
Эй, слуги, на конюшню живо Ваську!
Опять грубит. Пороть его, пороть!
Ему урок, а прочим всем острастка,
Прости нам прегрешения, господь!
КУРБСКИЙ:
– Что вижу я, боярин Николай,
Как пёс цепной, людей изничтожает,
Не слышен только лай!
ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ:
– Он волк, а волк не лает!
ГЛИНСКИЙ:
– О, господи, не кается, холоп.
Эй, люди, посчитайте ему рёбра!
КУРБСКИЙ:
– Ты эдак, брат, отправишь Ваську в гроб, –
Продай-ка лучше мне сего холопа.
Мне, право, чем-то парень этот люб,
Такие никогда не изменяют.
Им жизнь – копейка, а чужая – рубль!
Они с огнём и вилами играют!
3. Анастасия
(Дорога в Троице-Сергиеву лавру)
ИВАН IV:
– Вот мы одни, моя Анастасия.
Отстали гриди.
Лес – подобьем пик…
У наших ног – мятежная Россия:
Бич западных народов и владык!
Всё здесь твоё! И этот лес, и поле,
И неба заревого изумруд,
И даже царь державы на престоле –
Лишь твой слуга!..
АНАСТАСИЯ (про себя):
«Всё лжёт, коварный плут!
Ведь на Руси крещенской – холода,
И не согреть мирян лучом заката...
Я не увижу Прави никогда
С царём похожим, грех сказать, на ката!
Назад теперь, увы, не повернёшь:
Был отчий дом и присные сестрицы...
И вот – туга, как половецкий нож...
С ума сойти – я русская царица!
...Живу в плену за каменной стеной
Без воздуха морозного, без света...
Луна скользит, как лебедь, стороной,
За тучки прячась, словно чует беды...
Всему конец – я царская жена!
Жена?..
Наложница средь ханского
Гарема!
Как пусто в мире. Тает тишина,
Застыли ёлки немо…
Я не гожусь для чувственных утех!
Вот эти руки... персь моя упруга...
Все самоцветы, золото и мех...
Зачем богатство, коли нету друга?!»
(Вслух):
Святая лавра… Блещут купола.
И снег вокруг, как сахарный, искрится.
Вон тучка над оградой проплыла –
Как будто инокиня помолиться
Мощам нетленным Сергия – в тиши
Укромных келий пустыни христовой...
ИВАН IV:
– Анастасия, стану от души
Молиться я о сыне, право слово!
Поверишь ли, я всё отдам в залог,
Лишь только б сына – правою рукою –
Когда-нибудь я видеть рядом мог,
Чтоб был за род и царство я спокоен!
Супруга Настя, средь враждебных туч
Лишь только ты одна – моя отрада!
Ответь же, наречённая, не мучь:
Чего ты хочешь? Что тебе, свет, надо?
Исполню всё, душа моя, мой друг:
Сожгу полцарства длани мановеньем!
Я без тебя лишь пленник, а вокруг –
Шуты с кинжалами и тати на коленях.
И льстивые улыбки на устах,
Как в склепах древних мрачные виденья.
И своевольство вечное, и страх
Пред правежом единого владенья!
На части размывается душа
Песком речным. И негде ухватиться
За берег, за былинку камыша...
Так дай же руку, милая царица!
4. Малюта Скуратов
(Тюремное подземелье)
МАЛЮТА СКУРАТОВ (в сторону):
– Я сам – словно узник темницы,
Не жизнь, а подземная пытка!
А царь наверху веселится,
Заморские хлещет напитки.
А я тут, в кромешном аду,
Царёво дело блюду!..
И харкают в спину Малюте,
И кличут Малюту: «Палач!»
Эка невидаль! Что же, поплюйте,
Не обижусь – я тёртый калач!
(Кашляет)
Проклятая затхлая сырость,
В подвальном охвате – Россия!..
Пора, впрочем, браться за дело.
Идёт кто-то чую, да, да!
А как уже всё надоело...
(Кричит своим подручным)
Эй, хлопцы, другого сюда!
(Двое подручных вталкивают поляка Ярослава Бойчевского. В это же время в темницу спускается князь Курбский).
МАЛЮТА (Бойчевскому):
– Ну так что, признаваться будем?
Воровал супротив царя?!
Отвечай, крамольник, Малюте.
ЯРОСЛАВ БОЙЧЕВСКИЙ:
– Ничего не ведаю я.
МАЛЮТА:
– Так отведаешь, вор, горячих,
На дыбе повисишь, смутьян!
Будь слепой ты, так станешь зрячий,
Коли трезвый – так будешь пьян!
А немой, – так под пыткой лютой
И немой глаголить учнёт!
Не перечют, подлюга, Малюте,
Мне никто никогда не врёт!
КУРБСКИЙ:
– Да, Малюта Скуратов – сила!
Поглядеть: что кулак, что рост!..
Только есть ведь ещё Россия,
Ты Россию позоришь, пёс!
Кровь боярства сосёшь вампиром,
Ты, заплечных дел енерал!..
СКУРАТОВ (зло):
– Убирайся, князь, лучше с миром,
Кабы я и тебя не прибрал!
БОЙЧЕВСКИЙ:
– Князь, всевышнего ради, послушай
Недостойного смерда:
Ни в чём
Не виновен я, хоть мою душу
Вынь из тела!
СКУРАТОВ (подручным):
– Пожалуй, начнём!
Посадите изменника на кол
Для начала,
Потом поглядим...
КУРБСКИЙ:
– Ты не сделаешь это, собака!
СКУРАТОВ (подручным):
– Что стоите, займитесь-ка им!
(Подручные хватают Бойчевского и пытаются посадить его на кол. Он отбивается. Курбский обнажает саблю).
КУРБСКИЙ:
– Я шутить не привык, Скуратов,
Раскрою – ищи виноватых!..
Отпусти несчастного, кат!
СКУРАТОВ:
– Что ж, сочтёмся с тобой ещё, брат!
5. Измена
(Царские палаты)
АНАСТАСИЯ (задумчиво поёт):
– Не тужи ты по мне,
Моя матушка,
Слёз горючих по мне
ты не лей!..
Даже самая малая
пташечка
По весне ведь поёт
Веселей.
Даже самая малая
пташечка
По весне себе ладит
гнездо...
Не тужи ты по мне,
Моя матушка, –
Не согнут меня немочь
и зло!
Не тужи ты по мне,
Моя матушка,
Ведь мой суженый добр
и умён!
Как там малые наши
ребятушки?
Как под окнами
старый наш
клён?..
(В палату входит князь Курбский).
АНАСТАСИЯ: (оборвав песню)
– Князь Андрей, как рада вас видеть!
Ходят слухи... с Казанью война?
КУРБСКИЙ:
– За прежние наши обиды,
За Батыгу ответит она!
За Казанью и Астрахань ляжет
Под ударом российских дружин.
Там Сибирь, там и Таврия даже!
Земли эти нам зело нужны.
АНАСТАСИЯ:
– Князь, о землях ли только забота?
Ну а счастье, оно для кого?
КУРБСКИЙ:
– В нашей бранной царёвой работе
И не надобно вовсе его!
АНАСТАСИЯ:
– А любовь? Ведь нельзя же, нельзя же,
Князь Андрей, взять любовь под стражу!
Если смерть угрожает даже.
Князь Андрей!..
КУРБСКИЙ:
– Пропадай моя голова же!
(Обнимает и крепко целует Анастасию в губы)
Вот ответ мой, лада!..
Безумный,
На царя я руку поднял!..
АНАСТАСИЯ:
– Не спеши, мой князь, Грозный в думе.
Совещанье будет полдня!
Боже мой, как сладка измена!
Хоть минутка, да всё же моя...
КУРБСКИЙ:
– Полно!
В царских покоях и стены
Всё с ушами, думаю я.
Я тебе напишу из Казани,
Будет тут от меня человек...
(Понижает голос до шёпота)
Я замыслил,.. но это меж нами, –
За границу, к полякам, побег!
Царь жесток. Он измен не прощает!
Значит, ты можешь ехать со мной.
Так ответь же, ответь, обещаешь?
АНАСТАСИЯ (в испуге):
– За границу?..
Бежать?..
Боже мой!..
(Анастасия падает в обморок. Курбский поспешно покидает палаты).
II Часть
1. Под Казанью
ШИБАНОВ (Курбскому):
– Слава вам, светлый князь!
Дело сделано верно.
Бежит татарская власть
В крови своей по колена.
Крепкие стены башен
Наши полки смели,
И – бьёт боярин Адашев
Челом от русской земли!
КУРБСКИЙ:
– Спаси Бог, слуга,
Спаси Бог!
Встань же с коленей, встань...
Лежит, как большая рыба,
У берега Волги Казань.
Полки наши выйдут к Уралу
И Астрахань, верю, возьмут,
Но этого, братец, мало,
Это для нас не труд!
…Есть замысел:
Земли славянские
В державу вместе свести!
И велено мною – в Брянске
Коней резвых тайно пасти...
Но Царь наш – мастер навета,
Среди опричников – хмур…
А это – плохая примета!
На птичьем дворе – меж кур –
Петух не горланит смело –
Страшится мести малют...
Я слышал, – Русь опустела:
Со страху горилку пьют?!
БОЙЧЕВСКИЙ:
– Мы воюем, князь, мы воюем,
На брани не сходим с седла.
Мы своим животом рискуем,
Для вельмож беря города!
Мы татарские сабли тупим,
Словно косы на острых камнях...
Глупо, князь, до чего же глупо
Польской шляхте быть в холуях!
Ведь ты тоже поляк, я знаю,
Наша кровь тебя выдаёт!
…В рабстве,
В ханском Бахчисарае,
Проливал я и кровь, и пот.
Вот бы, князь, нам с тобой – на волю,
Ведь судьба – пожизненный плен...
И всё молимся мы, – не спорим,
До сих пор не встанем с колен.
Эх, земляк, говорят, что где-то,
Там, в осколках Синей орды,
В Диком поле седом – рассветы
Неземной горят красоты…
Там живут по своим законам,
Без чужой московской руки.
Те места величают Доном,
А людей зовут – казаки.
Вот бы – к ним по степи без края,
Где под каждой купиной – казна!
Где большим – на всех – караваем
Светит солнце, а ночью – луна.
Где опричников нет и в помине,
Где жена, коль догонишь – твоя!..
И плывут облака в белой глине,
Удобряя манной поля.
Отвечай же, князь, без утайки,
Коль удачею ты ведом...
КУРБСКИЙ:
– Ты хмелён, чай, брат!
Полезай-ка…
Отоспись, я скажу потом.
У меня к тебе поручение,
Только, чур, об этом молчок!..
Старый лес – в берёзовой пене –
Полон весь
Сварливых сорок…
Ты заставы минуй незаметно
И вот это письмо, как Змей…
Передай, словно плод запретный,
Там, – в Москве белокаменной, –
ЕЙ!..
Ведь ты сделаешь это, рыцарь?!
Польша издавна точит мечи…
Лес дремуч.
В нём легко укрыться…
Нам поможет не Бог – Царица!
Ты, брат, только шибче скачи!
БОЙЧЕВСКИЙ:
– С огнём, князь, играешь, с огнём!
Коварна птиц красных стая...
ШИБАНОВ:
– А мы в огонь не плюём –
Шапками закидаем!
БОЙЧЕВСКИЙ:
– Зачем тебе баба, князь?
В бою булгарок
Добудем!
ШИБАНОВ:
– Плавал в речке карась,
Да в мрежи попал к Малюте!
…Кордоны топчут враги.
Но вольности с князем – вызволим:
В Москве кострищ петухи
Уже гуляют меж избами!..
Там, верно, сейчас разлад
И нет в делах единения.
Ты дай мне, князь, двух солдат –
Пошли гонцом с поручением!
Ведь ночи теперь длинны,
А дни, не к добру, короче...
И едет войско с войны,
Победу к седлу приторочив...
2. Бунт на Москве
(Усадьба Глинских)
АЛЕКСЕЙ АДАШЕВ:
– Пожар, проклятый пожар
На Москву обрушился адом,
И вороны шайкой татар
Клюют обгоревшую падаль.
Беда, князь Глинский, беда,
Эти жадные птицы близко!
Здесь всякий найдет без труда
Дом ненавистных Глинских.
Вот слышу стучатся, слышу!
Я их пока отвлеку,
А ты спасайся по крыше,
То смерть заносит клюку!
ГЛИНСКИЙ:
– А дом?.. Ты в своём уме ли?!
Дурак, всё прахом пойдет,
Ведь тут мундиры, шинели,
Капуста в кадках и мёд.
Не дам разорять, хоть тресни,
Уж лучше висеть в петле!
Стоит, я знаю, на Пресне
С дружиной мой брат Олег.
Разгонит он смердов быстро,
Засадит проклятых в тюрьму...
АДАШЕВ:
– К пожару достаточно искры,
А смуты губят страну!..
Не поспеет на помощь никто нам,
Да поможет, князь Глинский, Бог!
ГЛИНСКИЙ:
– На твоих паршивых иконах
Он, наверно, вовсе оглох!
АДАШЕВ (про себя):
«О, господи, ломают... началось
Волнение на море.
Где же пристань?..
И Глинские, как в горле чьем-то кость,
Кровавые российские министры!»
(Врываются восставшие во главе с Василием Шибановым).
ВАСИЛИЙ ШИБАНОВ:
– Князь?.. Не ждал! Опустите пике.
Эти двое мои, шабаш!
ГЛИНСКИЙ:
– Что за шум, друзья, что за крики?
Прошу очистить этаж!
Вы ведь верно не знаете, правда,
Да откуда вам это знать!
Всем вам избы выстроит завтра
Государыня наша – мать!
Верьте мне, разбойнички, прошэ, –
После этих пасмурных дней...
ШИБАНОВ:
– С нас живьём посдирают кожу
И кнутом засекут детей!
Хватит, князь, мы слушали долго,
Нас выклевывал град войны.
До сих пор по берегу Волги
Ребра ратей обнажены.
Ты там, прихвостень, был?
Ты слышал,
Как над ухом поет стрела?
И бегут по степи, как мыши,
Басурманы с криком «Алла!».
Ах, ты можешь бесчестить девок?
На конюшне драть мужиков?
По себе помню, кнут ваш крепок,
Так тащите ж сюда его!
(Несколько человек бросаются исполнять его приказание).
ГЛИНСКИЙ:
– Ты не смеешь, раб, это сделать!
Ваши руки ещё коротки.
Нy а я могу даже с неба,
Дотянувшись, сорвать портки!
Вы ответите, вы ответите,
Будет кара небес страшна!..
Пролетит на чёрной карете
По деревням вашим война.
Той беды на знавали предки,
Одолеет лихо людей...
ШИБАНОВ (повстанцам):
– Что раскрыли свои гляделки?
Ну-ка вздёрнуть его живей!
(Князя Глинского вешают).
3. Грозный и Голос Чура
ГРОЗНЫЙ:
– Корыстные, жадные змеи
На вые пригрелись моей.
Вчера уличён в измене
Адашев сын, Алексей!
Москва в дыму –
Головешкою!
А солнце пожаров – нимб...
Я должен, должен, не мешкая,
Тайно выбраться в Крым!
Крамола…
Как можно такое
Царю узнавать сполна?
Даже в Кремле, в покоях,
Мне неверна жена!
Чрево своё насытя
Красным квасом зари,
Луна, как баба в корыте,
В тумане речном стоит...
А там (сии слухи верны),
Вербуя ратных людей,
План родовой измены
Нянчит Курбский Андрей.
И – уповая на беса, –
Лукавый, право, народ –
Литва следит с интересом
За Русью который год.
И, гордо всех презирая,
В лесах собирает рать...
Мне надо в Бахчисарае
Смуту измен переждать!
ГОЛОС ЧУРА:
– Иван, ты спятил, похоже?
Ведь в самой дрянной из юрт, –
С такой московскою рожей, –
Тебе и в глаза наплюют!
Хоть, внемля умыслу злому,
Хотелось бы кое-кому
Найти нам с тобой хоромы
На время в тёплом Крыму!
Но – зная ариев плохо –
От наших мечей падут...
ГРОЗНЫЙ:
– Экий же ты пройдоха
И – несусветный плут!
Книжник.
Мудрствуешь зело
Писцам посольским подстать.
Но думаешь – лёгкое дело
Русь по кускам собирать?
С земским боярством спорить,
С Малютой хлестать вино?..
Жизнь – это просто море,
А умер – иди на дно,
Чтоб в лик твой не тыкал пальцем
Самый последний смерд...
Я – Чур мой – хотел бы зайцем
В веках замести свой след!
4. После казни Шибанова
(Польская граница)
КУРБСКИЙ:
– Третий день – да хранит нас Бог! –
Залегли мы в болотах войском,
Лишь дозор, как волк, вдоль дорог
Изучает границу польскую.
…На Москве казнили Шибанова –
Словно ком, вырастает молва!
Но не вырастет, знаю, заново
На плечах его – голова!
Даже Бог не в силах на место
Посадить её, как цветок...
У дороги вишня-невеста
Третий день глядит на восток.
Третий день дозоры на вышках
Не спускают со шляха глаз.
Домовины тяжёлой крышкой
Ночь в остатний хлопнула раз!
На Москве казнили Шибанова...
Потому, знать, – в Полесских лесах –
Собирается сила панова –
В алых шапках и жупанах.
Чтоб с кордона – волчьими тропами, –
Сквозь смердящие пади болот,
Против русской земли из Европы
Вновь начать крестовый поход!
5. Жизнь – это море
(Москва)
ГРОЗНЫЙ (Бойчевскому):
– Тебя всё равно повесят,
Смерд, так ответь же мне:
Сколько у вас в Полесье
Пушек и сколько коней?
Сколько у вас пищалей?..
И скажи мне, вор, может быть,
Вам здесь, в Москве, обещали
Ворота тайно открыть?
БОЙЧЕВСКИЙ:
– Ворота нам не помеха,
Царь, мы другого ждём...
Мы бы в Москву – не для смеха –
Приехали с новым царём!
Страшись же, сатрап, обмана –
Живёшь в Кремле иностранцем!
Встают на Дону атаманы,
Встают на Руси самозванцы...
Ты можешь меня повесить,
Но я – жолнер – не один.
Об этой плебейской мести
Прознает мой господин!..
Ты думаешь, – мне дороже
Златых палат мишура,
Чем дни, что я славно прожил,
Гуляя в корчме до утра?
Так чем меня, царь, испугаешь –
Грозный московский росс?
Страну ты свою караешь,
Меня же – хранит Христос.
ГРОЗНЫЙ:
– Тогда ты не будешь повешен:
Я тотчас велю во двор
Согнать и конных, и пеших –
Сложить для тебя костёр.
Поджарит он твои пятки –
С царём, хлоп, шутки лихи!
В немирной Польше навряд ли
Замолят твои грехи.
ГОЛОС ЧУРА:
– Замолят, Иван, замолят,
Хоть кровь Христа – не вино!
Быть Чистым ты, царь, не волен.
Ты сам изрекал давно,
Что жизнь – это просто море,
А умер – иди на дно!
1981 – 2020