день 3-2=?.
крылья нежности сложены за спиной мягкими белыми складками перепончатого шелка, готового в любую секунду стать парусами невыносимо легкого воздуха, пузырьками кислорода в крови, стаявшей соленой капелькой на ее нижней губе..
он открыл глаза и улыбнулся лучику, лениво и томно потянул за провода вчерашний разговор и тут же проснулся. проводки обгорели и оплавились, не выдержав накала вчерашних перестрелок и атомных разрывов. на щеке остался ожог.
она пропала внезапно за этим снегопадом, делавшим его совсем старым и слепым. она просто убежала в снег, его бесконечно юная мечта с запахом земляники и корицы. босая, она уходила на самых кончиках пальцев, звонко пела и играла с ветром в догонялки. а потом исчезла. и его Дом превратился в нору одинокого Волка, идеально защищенную, но такую холодную, пустую и гулкую крепость, что даже звуки рвали ниточки и забывали свои имена. у него до костей замерзли руки.
тот северный город помог встать на ноги свирепому одиночке в нем. он начал бояться людей. когда их много, лица превращаются в маски, хищная поступь становится визитной карточкой не охотника, а героя-любовника, а вечный прищур глаз списывают на плохое зрение. он уже очень долго прятался от плоскости мира в своей казалось бы объемной крепости, рядом с камином. он щелкнул кремнем и закурил.
а потом появилась она. его безумная мечта с пластикой потерянного на аэровокзале ребенка, наивно расширенными зрачками любимых глаз и горсточкой визиток в сумке. она просто взяла его за руку и утащила домой, сосредоточенно думая о чем-то своем. он не знал, он молчал и шипел в тихой комнате рядом с ее сопением у него на плече. кажется, он потерялся.
она появлялась еще несколько раз, всегда острая и серьезная, призрачно юная девочка, ежесекундно возводившая за своей спиной монолит силы и страхов. он отчаянно тянулся к ней и хотел быть рядом. он пропал.
а потом она исчезла. еще более внезапно, чем появилась. ушла по снегу за молоком и карамелью и не вернулась. он сразу понял, что это конец. ему стало нужно напоминать себе дышать, горечь зелеными иглами прорастала сквозь кожу. он зверел.
он покрылся корочкой из ритуалов и обрядов, научился говорить что-то неважное, но доступное для понимания этими масками, он сложил шелк крыльев за спиной и надел рубашку. потом выпил кофе, взял ручку и пошел в университет. ему жизненно важно было научиться жить.
время шло, хоть он и не верил, что оно существует. оно приходило, заносило почту к воротам его крепости и неторопливо шло дальше. в этих краях перестал идти снег, укравший у него мечту, и ее запах, и...
тюленьи лежки на замороженных и ломких пляжах подушек и перин сгладили в нем углы. однажды он неудачно повернулся и охнул - острым осколочком пронзило насквозь. оборвалось что-то важное. ему снилась она, фиалки и чей-то беглый сон, крадущийся по склону холма вверх. к ней. и он - ограждающая стена, монолит, защищающий ее от напастей, великан в кованых доспехах - рядом. но стена рухнула. доспехи рассыпались осколками кривых зеркал. что-то оборвалось. он проснулся.
и впервые за все это время задышал. с хрипами, с кашлем, но. встал, притянул нотки вчерашнего поцелуя за кончики, долго изучал. морщился. после - сжег. муммифицировавшаяся корочка треснула, лучик света прорвался наружу. и тут он почуял ее запах.
крылья прорвались наружу как любовь, как пуля, как камень, в полную луну закольцевавший воду своим ударом. он глухо засмеялся и вылетел в настежь закрытое окно...
...она стояла внизу и смотрела на падающие вниз осколки стекла, смородиновые пятнышки, разметившие снег, вслушивалась в ниточки звона и в его дыхание - частое, сбитое, счастливое.
она знала, что сейчас он подхватит ее в полет, они будут носиться небесами пластилинового города, а он будет бояться, что все это снится. а потом поцелует в уголок губ и скажет самое важное.
она ждала этого тысячи лет в обожженной одиночеством норе старого снега, заманившего ее честной нежностью и заморозившего кончики ее пальцев.
снег пошел.
она любила его левым запястьем.