Иду домой. И вдруг из подворотни
Навстречу мне - мужчина на коне.
В руке – копье, а рядом - оборванец.
И света нету ни в одном окне.
-Я – Дон Кихот, а это – мой кунак.
И я на сто процентов утверждаю:
Нет краше Дульсинеи никого!
Коль не согласен ты, то я сейчас узнаю,
Какого цвета кровь в тебе течет!
От наглости такой во мне все закипело!
Какую ахинею он несет!
Какое мне до Дульсинеи дело?
Сейчас нахал узнает мой ответ!
И чтоб на веки успокоить Дон Кихота,
Полез в карман я и достал – не пистолет,
А маленькое глянцевое фото.
На нем красавица – аж глаз не отвести!
И показал его тем идиотам.
Их лица перестали вмиг цвести,
Открылись рты, а лбы покрылись потом.
Стояли и смотрели, не дыша…
В глазах читалась горечь пораженья.
У Дон Кихота – на щеке слеза:
Впервые проиграл – и без сраженья.
-Вот так-то, мальчики, - победно улыбнулся,
И захотел я мимо их пройти.
Но тут вдруг Дон чего-то встрепенулся.
-Ты, это, брат, нас все-таки прости.
Мы с Дульсинеей палку перегнули,
Она, конечно, не соперница для той,
Которую на фото мы видали.
Выходит, что пора нам на покой.
Ты победил. Мы это признаем.
И дама сердца твоего прекрасней всех.
Скажи, как звать ее – и мы уйдем,
Нам дольше оставаться просто грех.
-ИРИНА прекрасная – имя ее, -
Сказал я, и всадник пропал.
Оставил на память мне только копье,
Которым нещадно карал
Того, кто любимую даму его
Красивей всех не признавал…