Где оно, важное самое, кроется?
В сердцевине людской, в утерянной почке,
В ореховой мозговой скорлупе?
Когда же, когда, мне откроется,
То, что зовется солью
В этом жизненном, на кости, супе?
А улица лыбится сиротливо.
И бодро шагает нарядный люд.
Нищие, вперившись в землю стыдливо,
Тянут ладоши и слюнно мечтают о долях Иуд.
А в переходе метровом у станции Тушино,
Грустно повесив запавший до третей стадийности нос,
Пьяно-туманно о Масловой, той самой, Катюше,
Денно и нощно мечтает пропащий ненец,
А может, эскимос.
Прикатываются, молча сидят у церковной, у паперти,
Раньше гордые, а теперь с оторванными
Нижними-верхними,
В бинтах. Но даже на самобранящейся скатерти
Не берут милости в медных монетах.