I. Становление края.
1.
Первые строки ещё не слышны,
росчерка контур не виден;
что может вырасти из целины?
То ли, чему: изыди!?
Входит мышление в старые сны,
паутиной становятся нити,
струями льются – густы и красны,
как светофор в зените.
Стал ли я сразу продуктом мясным?
Есть ли душа-кондитер?
Или кастрюля из влажной сосны –
устье моих наитий?
Вырвется слово из старой клешни –
нате его, поймите!
Только слова мне ещё не слышны.
Сам же я – пуст, безвиден.
2.
И вот, отделяю я свет. От тьмы.
Как им теперь друг без друга?
Сверкает тонзурой святого Фомы
край сотворённого круга.
До разделенья был тёмен свет,
а темнота прозрачна.
И разошлись – любовь да совет –
эре – не ночи – брачной.
Круг расширяя, иду на восток,
на запад, на север, на юг.
Я всюду – центр, всегда – исток,
и не достижим круг.
3.
Я создал птицу: живи, летай,
только расскажешь мне,
как же он выглядит, этот край,
что на заре краснел.
Птица не знала звучания слов,
казалось ей, я – пропел.
Течением воздуха унесло
её далеко за предел.
Я же всё ждал, и напрасно ждал –
никто не подаст мне весть.
Мне кажется часто: он вовсе пропал,
но даже пропавший – есть.
4.
И я сотворил тебя, пешеход,
чтоб, посохом мерно стуча,
по тонким линиям брошенных хорд,
хоть ты бы достиг кумача.
А ты по дороге так жадно глядишь
на каплю, на лист, на цветок,
просишь приюта у скошенных крыш,
и не спешишь на восток.
Тебя не волнует обещанный рай,
как будто ты знаешь: там – край.
5.
Я вдохновил подпившего гравёра,
и для одной из обречённых книг
он вырезал за три глотка ликёра
монаха, что окраины достиг:
он прикоснулся к краю небосвода,
его рукою крепкой властно взял,
и, овладев опешившей природой,
край мира краем платья приподнял:
над головой обритою планеты
орбитами сплетают зодиак.
За краем – пусто. Даже света нету,
и это тоже судьбоносный знак.
6.
И вот, поймал в расставленные сети
я сотни душ, и распахнулись шлюзы:
бегут из дома маленькие дети,
плывут на смерть и муки Лаперузы.
На поиск края – сокровенной тайны,
домой не возвращаясь даже на ночь,
ведут корветы дети-капитаны,
но и они до края не достанут.
Край мировой – и то в уме – нашёл
один Колумб, яйцом запачкав стол.
7.
Всё сотворённое устало от погони,
ко мне воззвав в униженной мольбе,
но у меня нет доли поспокойней,
и потому без крышки колыбель.
Внимая твари, возопившей немо,
я вдруг увидел, будто пробуждён:
идя за краем, настигаешь Время.
Так не она ли на краю нас ждёт?
II. Zeitssehnsucht*.
Die Zeit**.
1.
Я был многословен, и это спасало.
Останусь таким же и впредь:
сказать «я люблю» - некрасиво и мало,
и, стало быть, речи – гореть.
А ты же напротив, обычно молчала,
лишь вспыхивал знаками цвет.
Я думал: всё кончено. Нет, всё сначала:
привет, и совет, и навет.
Ты пламенем пятки у строчек лизала
и молча гасила свет,
каждый раз навсегда выходила из зала,
вот и снова тебя тут нет.
3 октября 2007-го года; 23:52.
2.
Я жажду увидеть твой образ незримый –
Остановись! Обернись!
В моём языке Время – женское имя.
Женщиной губ коснись!
Пепел летел и застыл под зиму,
земля не пускает вниз:
если тебя у меня отнимут –
хотя бы землёй вернись.
Иначе я вечным паденьем рискую –
как если бы свадьбу сыграли людскую,
будешь ты вечно моей,
и не сменишь – как водится – мужа на мужа,
косы не выпустишь снова наружу.
Время, вставать не смей!
3 октября 2007-го года; 24:09.
3.
Девочка-Время, скажи, что ты любишь,
каких ты подарков ждёшь,
ночью, поющей водою в трубах,
барабанящей в крышу, как дождь?
Знаешь же ты: от тебя лишь зависит,
начнёт ли сереть восток,
встанет ли солнце в синеющей выси,
утихнет ли водосток.
Что я могу принести такого,
что тебя удивит?
Или любить тебя бестолково,
как лики могильных плит?
3 октября 2007-го года; 24:17.
4.
Ты так нежданно обошлась с букетом:
в твоих руках цветы совсем завяли,
но вызрели и семенем вдруг стали,
как будто вмиг для них свершилось лето.
Когда бокал ты тронула бокалом
и, не глотнув, для виду пригубила –
ты все оттенки вкуса погубила,
и уксусом моё вино вдруг стало.
Лицо своё приблизив, ты трепещешь,
знакома мне гримаса поцелуя:
жизнь вдруг пройдёт, и вот уже умру я,
скончав свой век ненужной редкой вещью.
6-го октября 2007-го года; 22:28.
5.
А я – люблю, я всё равно люблю,
и не надеюсь на взаимность Времени:
ведь даже если я с ней пересплю,
то кто из нас окажется беременным?
Да и уже: слова прорвали мглу,
стихи несутся как потоки семени,
и тени любятся привычно на полу –
и не друг с другом, а со Временем.
И чтобы не распяли на колу
секундной стрелки – сразу – поколение,
я в тёмном и прокуренном углу
впиваюсь жадно в губы Девы-Времени.
6-го октября 2007-го года; 22:40.
6.
Дева-Время, вкус губ твоих – странен:
целовала ли ты пустоту?
Или губы твои лишь шуту
диктовали стихи, что в Коране
обрели и гниющую плоть,
и потоки скисающей крови?
Я другое тебе уготовил:
и любовь, и семью, и тепло.
И не быть тебе Паркой надменной,
и не прясть, и не рвать больше нить:
я, задумавший нас поженить,
приготовил богатое вено.
7 октября 2007-го года; 22:55.
7.
Ах, милая Время, я так благодарен
за эту секундную вечность:
и как бы наш брак меня не состарил,
во мне – только нежность, лишь нежность.
Не важно и сколько мне после осталось,
я всё принимаю подарком:
целую жизнь, маломальскую малость, -
лишь нашей секунды мне жалко.
Когда же опять ты отыщешь средь смертных
того, кто пожертвует разум
на жертвенник наших страстей безответных –
дай знать, по возможности, сразу.
7-го октября 2007-го года; 23:31.
* Тоска по времени, буквально – поиск (возможности) увидеть время.
** «Время» в немецком – женского рода.
Встреча со Временем.
III. В просторах Времени.
1.
Чудесным гостем я вошёл в чертоги,
в которых Время коротает век.
Там нет чудес, пророк о коих рек,
и не гуляют там единороги.
Безвидный дом, безвидные дороги,
к безвидной цели бесконечный бег,
и даже я – уже нечеловек,
став мужем самой строгой недотроги.
Я только чувствую – но вижу ли? – теченье;
хотя, теченье ли? – возможно и полёт,
иль пробужденье в час от века ранний?
Не это ль наивысшее из знаний,
не это ли есть смысл без значенья –
насельник притягательных пустот?
8 октября 2007-го года; 13:13.
2.
Меня коснуться как же ты сумела?
Я бронзой колокольной зазвенел,
став серебром, поющим звонко в ней,
и патину рванул руками смело.
И вышел я на середину зала,
в котором стены отражали звон:
«Любить и миловать. Навеки это – он», -
кому ты в пустоту тогда сказала?
Я улыбнулся, строки взмыли птицей:
какое счастье – созерцать стихи,
при том не видя собственные лица.
И вдруг вокруг захлопали ладони,
но я-то знал: в них голос не утонет,
они – легчайшая из всех земных стихий.
8 октября 2007-го года; 18:18.
3.
И вот безвидный зал окутан тьмою,
ни звука не пройдёт сквозь темноту,
и если руки от стихов отмою,
прозрачным воздух вновь не станет тут.
Мой голос мне свечою не послужит –
и ты же протянула мне свечу.
Так, стало быть, тебе я всё же нужен,
и долю ласк законных получу.
Одна беда – дороги я не знаю,
а пламя не дрожит на сквозняке,
лишь тёплый воск стекает по руке
куда-то вниз, где снова всё темно,
и долгим взглядом я у ног плутаю,
не видя, что у цели я давно.
8-го октября 2007-го года; 18:47.
4.
Я наклонился и коснулся воска:
ещё он не остыл, не отвердел,
но раз и навсегда нашёл предел
движения, горения и роста.
И если воск предел тот отыскал,
то стоит ли и мне искать другого?
Тогда обретено – навеки – слово,
тогда уже беспочвенна тоска!
И в тот же миг мой голос зазвучал,
а образы, оживши, закружились,
сплелись, как в тетиву воловьи жилы,
меня метнув на свадебное ложе.
Я всё нашёл, и даже больше, может…
Но вдруг уснул. Что ж делать – я устал!
8-го октября 2007-го года; 19:01.
5.
И мне приснилось, будто Время стала
морским простором, синим и спокойным:
лишь крикам чаек вторит рында звоном
неровным, словно бронзу укачало.
А парусам провисшим – ветра мало,
корабль делает чуть слышные поклоны,
и с кормового я слежу балкона
за спрятавшимся в этой сини валом.
И он глядит, приподымая море,
взлетая в воздух рыбкой серебристой,
когда я всё же бдительность утрачу.
Надеюсь на глаза и на удачу:
пока не сплю, прозрачно всё и чисто
в приснившемся – но снящемся ль? – просторе.
8-го октября 2007-го года; 23:04.
6.
Глаза во сне я закрываю всё же –
изъеденные веки больно смежить,
и новый сон опять со мною нежен,
в нём вал меня уже не потревожит.
Как грянул гром! Как побежала нежить
из волн на палубу: с ножами, без одёжи,
а я ведь сплю, кто кораблю поможет,
кто урагану глотку перережет?
Прервался сон, во сне приобретённый:
я палашом дерусь на квартердеке,
солёной крови льются в трюмы реки,
и судно погружается в пучину,
но я уже нашёл в себе мужчину –
уходит шторм, навеки побеждённый.
8-го октября 2007-го года; 23:18.
7.
Уходит шторм, и я опять – в постели,
где море стало только синим шёлком.
Я вдруг почувствовал, что речь моя умолкла:
что я не так во сне прошедшем сделал?
Приходит Время и садится с краю,
в глаза глядит мне с грустью и тоскою,
а я молчу и – странно мне – рукою
с одним из локонов рассыпанных играю.
И, подарив последнюю улыбку,
она меня в пространство отослала,
оставив мне мою подарком память.
А я, не утверждённый в вере зыбкой,
молясь богам из белого металла,
прошу от этой памяти избавить.
8-го октября 2007-го года; 23:34.