Я был, где только мог. Но не везде, где хотел.
Самый громкий звук, что я слышал - над ухом щелчок курка,
взводимого в тишине. Но о том говорить я не смел.
Больше расскажет на старой фотке подранная щека.
Больше расскажет сон предрассветный в чужом дому.
Одеяло, сменившее многих хозяев, не греет, постель тесна.
Сколько угодно тверди "я прав" отчаявшемуся уму,
"надолго ли?" - вопрошает в ответ секундное счастье сна.
Вот так и живёшь - меняясь в лице, страдая, грубя, любя;
и понимаешь лишь на исходе отведённого века,
что, наверное, лучший способ воспитывания себя -
воспитывание другого человека.