Там, где трубы старой теплотрассы,
Пронзая дом, в подвал заходят,
Собака выла, горестно и тяжко,
От боли, может быть, а может быть от страха.
И этот вой, со слухом моим споря,
Ронял мне в душу каменные стрелы,
И сон мой таял, как прибой у моря,
Что впитывался губкою песчаной.
Казалось, видно, брошенной собаке,
Что есть она и безграничность ночи.
А этот разговор ее с Луною,
Причиной был бессонницы двуногих.
И невдомек ей, глупой и убогой,
Что может сжаться сердце человечье
С такой же силой, как ее собачье,
В просторах бесконечных бессердечья.