***

Юрий Маркелов
Мне судьба ненавязчиво хмурится
Стопарём в станционном буфете,
Диетическою полукурицей,
Снулой мухой на грязном портрете.

Рыжей тёткой за грязною стойкою,
Лысым кактусом, наглою кошкой,
Непроветрившеюся попойкою
И невкусной, прокисшей окрошкой.

Старой дамы вязальными спицами,
Неприходом моей Незнакомки,
Некрасивыми странными лицами,
Злым позывом хронической ломки.

Уломаю её я, проклятую.
Плотный ком в организме рассею…
За окном, под снегами, под ватою,
Спит моя дорогая Расея.
Апрель 1998.


Зажгу я свечу в глубине кабинета,
А рядом поставлю неновое фото.
Зажмурю глаза от дисканта кларнета
В басистой вальяжной оправе фагота.

Открою глаза неспеша, отрешенно,
Поправлю руками я плач стеарина.
За лампой виденье – тревожно, влюблённо,
В немыслимом “па” загрустит балерина.

Кленовый листок, обнажённый, как тело,
Засохшая бабочка, сеть паутины…
Но я отрешённый – какое мне дело
До этой заблудшей и падшей скотины!

Живут бегемоты на озере Тонго,
Ломая ухваты, ругаются бабы,
На пляжах Антальи – тела и шезлонги,
На улицах Лондона – клёвые пабы.

Мерцает свеча в глубине кабинета,
Нисполнен я тихой, изысканной грусти.
И верю – меня обнаружили где-то
В заброшенном поле, в росистой капусте.
Июнь 1998.




Здесь замирали чувственные вздохи
И проходили призраки минут…
Вот-вот меня облапят и сомнут,
И обернут в мой мозг сознанья крохи.

Я буду пить по каплям эту бездну,
И загоню в Ничто велосипед.
Я о себе оставлю славный след –
“…какой он был, ах, право, бесполезный!”

В наш век диктата, скаредности, зла,
Я о себе зажгу воспоминанье.
В нём плачут свечи, старится сознанье,
Чем потихоньку пользуется мгла.

Но я живу, скриплю, не умираю,
Весь из себя : не хочешь – не смотри.
Я посвящён – за проблеском зари,
Над фонарём, идёт дорога к раю.
Август 1998.




Спасибо Вам за то, что Вы не здесь,
За то, что Вы забывчивы, не строги.
Меж нами в пыль избитые дороги,
Меж нами быль, отчаянье и резь
В сухих глазах, где опочили боги.

И были мы не так уж и убоги,
Коль властный окрик: ”…ну-ка ты, не лезь!”
Взрывал души отчаянную взвесь,
Мы второпях не уносили ноги
И били Нас за маленькую ферзь.

В сырой туман и слизистую мрезь
Ссылали Нас за гиблые пороги,
Рядили тело в праведные тоги…
Спасибо Вам за то, что Вы не здесь,
За то, что Вы забывчивы, не строги.
Август 1999.




Мы с тобою как два отголоска
Неземной неизведанной дали,
Поступь гулкую наших сандалий
Обменяли на мякотность воска

Переспевшей и тягостной глины,
Разрешающей бремя следами.
По пути к неулыбчивой даме
Наследили мы здесь, исполины.

Исполины постылого тела,
Исполины поникшего духа…
А искомая дама – старуха,
Для которой уж всё надоело.

Сквозь упадок, безмерность и топи,
Сквозь улыбчиво-призрачный сон,
Сквозь прорехи в сиятельной попе
Мы брели и держали фасон.
Август 2000.