Божий человек
Стояла весна и деревенские улицы представляли собой сплошное месиво из грязи и мусора. Ручьи пробивали себе русла и, вбирая в себя все, что лежало на их пути, неслись широкими бурными потоками. Рельеф улицы на некоторых участках заставлял ручьи приостанавливать быстрое течение и, замедлив свое движение, они разливались большими лужами. Преодолевать их приходилось прижавшись к забору и, ступая осторожно, правильно рассчитывая каждый последующий шаг, чтобы не оказаться по колено в воде. Нас, ребятишек, это обстоятельство нисколько не беспокоило, потому что ноги уже были безнадежно промочены и, если в очередной раз сапоги забирали новую порцию воды, сапог стягивался с ноги и, после опорожнения оного, водворялся на ногу хозяина. Мы пускали кораблики, которые тут же выстругивали из коры сосны, устанавливали мачты из прутиков, а парусом служили листы из старых ученических тетрадок. По луже уже гордо курсировала целая эскадра корабликов.
Её я заметил издалека. По улице широким мужским шагом шла женщина неопределенного возраста. Не разбирая дороги она шла по ручьям и лужам, ничуть не беспокоясь и не смущаясь того, что подол ее юбки был мокр и черен от грязи. На голове у нее был коричневый платок, подвязанный под подбородком. Серого цвета фуфайка, юбка до щиколоток, кирзовые сапоги и котомка через плечо - весь вид ее был настолько экзотичен, что я от неожиданности забыл о своем увлечении и смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Поравнявшись с нами она шумно вздохнула и, посмотрела на меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Это были колючие глаза, смотревшие насквозь, не оставляя ни одного шанса на то, что твои мысли ею не прочитаны или не разгаданы.
- Ты чей? - неожиданно прозвучал ее вопрос ко мне. Я ответил. Она на минуту задумалась, а потом также неожиданно спросила: « А чё такой лупоглазый?». Я смешался и не зная, что ответить ей пожал плечами. Она еще некоторое время изучающее рассматривала меня своими колючими глазами, а затем, еще раз шумно вздохнув, продолжила свой путь. Я смотрел ей вслед и не понимал почему мне стало не по себе.
- Кто эта женщина? - спросил я у друзей.
- А… это Маня-дура…
- Почему дура?
- Все так зовут…
«Странно все как-то…» - думалось мне тогда. Успокоившись, я продолжил игру и через некоторое время забыл о ней. Во второй раз я увидел её, когда мы с матушкой шли по улице и о чем-то разговаривали. Весенняя распутица закончилась, дороги просохли, вовсю пригревало солнце и все вокруг начинало зеленеть. В том же одеянии Маня шла широким шагом, на лице её проступил пот, она шумно дышала.
Поравнявшись с нами она остановилась. Я отошел в сторонку. Мама о чем-то с ней поговорила и мы пошли дальше. « Мама, а почему её зовут Маня-дура?» - спросил я.
- Глупые люди… так зовут…
- А почему она ходит в одной и той же одежде? – не унимался я.
- От бедности все… она к нам зайдет и я дам ей что-нибудь из одежды…
- А она почему нигде не работает? - пионеры 60-х годов твердо знали, что необходимо трудиться и я не был исключением…
- Ей этого не нужно…. Она божий человек…
Надо сказать, что наша семья была атеистической и такое услышать от мамы я не никак не ожидал.
- Как понять - божий человек? Это от бога что-ли? Расскажи я не понимаю тебя…
Мама как могла объясняла мне, но я так и ничего не поняв, перестал расспрашивать ее и стал мысленно представлять как Бог послал её на Землю…Но зачем?... «Наверное так надо» - объяснил я сам себе и на этом успокоился.
Как-то, забежав к друзьями, жившим по соседству, я увидел картину никогда до этого не виденную мной. Посреди горенки стоял высокий столик. На нем лежала толстая библия. Горело несколько свечей. Бабушка Устимья читала библию на языке мне непонятном. Около ее на коленях стояла Маня. Она крестилась. Повторяя за бабушкой слова молитвы она отвешивала поклоны с такой страстью, что энергетика таинства молитвы заставляла невольно склониться или даже встать рядом и начать моление. Я замер. Не в силах оторваться от увиденного, я понимал, что некрасиво подсматривать, но не мог себя заставить развернуться и уйти. Вслушиваясь в слова я ощущал только настроение, но их смысл был мне неведом. Молитва подходила к концу и я, потихоньку пятясь к выходу, покинул помещение. Вышел на улицу и в состоянии оглушения пребывал какое-то время. «Она любит Бога»… я почувствовал это интуитивно..
Маня была желанным гостем у верующих бабушек, которых уже мало оставалось в деревне. Церкви не было. Не было священников. Манины визиты были для них отдушиной и они видели в ней человека, который отрекся от жизни материальной и все что было у Мани в котомке – это и было ее имущество. У нее не было родных, не было своего угла. Она перемещалась по какой-то, только ей ведомой траектории, и была везде и всюду. Её всегда звали на похороны, на поминки. Страсть, с какой она предавалась в молитвах к Богу, была настолько естественной и искренней, что окружающие видимо испытывали такую Божью благодать, что начинали плакать. Плакали и после молитвы. В любое время года и в любую погоду она спешила к бабушкам и в любой деревне ее привечали, давали кров и еду. Божий человек… Еще я запомнил, что она знала много пословиц и поговорок. В бытовом разговоре она сыпала ими постоянно. В глаза она могла сказать нелицеприятные слова любому и никто не мог ей перечить. Видимо из ее уст шла правда… Её слушали и молчали… Но почему я ее боялся? Не знаю…
Много позже, уже учась в городе, я приехал на каникулы в деревню и почему-то вспомнил о ней. Спросил маму.
- Нет больше Мани… потерялась… кто-то говорит, что замерзла в метель, а кто-то говорит, что нашли в колодце… Приняла мученическую смерть…
Так и осталась она в моей памяти : широко шагающей по бездорожью и страстно молящейся на коленях перед иконой. Царство тебе небесное, Мария…
Александр Пушкин
Отче наш.
Я слышал — в келии простой
Старик молитвою чудесной
Молился тихо предо мной:
«Отец людей, Отец Небесный!
Да имя вечное Твое
Святится нашими сердцами;
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Насущный хлеб нам ниспошли
Своею щедрою рукою;
И как прощаем мы людей,
Так нас, ничтожных пред Тобою,
Прости, Отец, Своих детей;
Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прельщенья
Избави нас!..»
Перед крестом
Так он молился. Свет лампады
Мерцал впотьмах издалека,
И сердце чаяло отрады
От той молитвы старика.