Роберт Гордеев
http://stihi.ru/avtor/meatland
(жене Миле)
Советско-финская ("зимняя") война
закончилась 12 марта 1940 года.
Февральский вечер.
Мы – в Брусничном.
Здесь пограничная черта.
За стойкой финский пограничник
глядит на наши паспорта.
Поправил лампу, взглядом брызнул,
оттиснул в паспорте печать,
включил по-громче свой транзистор
и – путь свободен!
И опять
я вспомнил март сорокового…
Уже неделю нет войны,
нет затемнения и снова
повсюду лампы включены…
В то утро маме надлежало
наметить дачу для яслей.
По Териокам от вокзала
отец и я шагаем с ней.
Сияет солнце над заливом,
прошёл красноармейцев взвод,
на берегу неторопливо
два мужика пилили лёд…
Мы шли втроём от дома к дому,
мы заходили в них подряд…
Шкаф опрокинут,
стол проломлен,
гардины, порваны, висят,
разбросаны бумаги, книги,
журналы, письма…
Как же так!?
Я раньше никогда не видел
такого множества бумаг.
Повсюду вырваны запоры…
И стало страшно, хоть кричи!
Вздохнула мама: «Мародёры…»
Отец заметил: «Помолчи».
Перинный пух… Камин разломан…
Замёрзший фикус у окна…
Из опозоренного дома
на нас смотрела тишина…
Вот снова дом.
Такой же самый.
Когда ж мы что-нибудь найдём!?
«Уж лучше бы…» – сказала мама,
отец ответил: «Да, пойдём»!
Мы мирный кров нашли б едва ли…
Стояла церковь.
С высоты
над нами купола сияли
и православные кресты.
Отец сказал: «Война, конечно…» –
и, помню, я шагнул к нему
и вдруг заплакал безутешно,
не понимая, почему…
Граница. Гладь дороги финской
и финские снега кругом,
мотора звук, твой профиль близкий,
и за темнеющим окном
почти природной доминантой
и, видный далеко окрест,
сиял на небе Лапеенранты
над христианским храмом -
крест…
Дом финский, стол, тепло уюта,
камин…
Поодаль - ты и я…
Сидим не рядом почему-то,
а между нами - сыновья…
И – как удар, как откровенье,
как осознанье чистоты:
в тот, давний, день моих сомнений
на свете появилась Ты!
Я услыхал, как одиноко
твой первый крик тогда звучал,
как мир недобрый, мир жестокий
девчонку холодом встречал…
Вокруг смеялись, пели, пили
и сыновья, и их друзья,
но в этот миг в том доме были
на свете только ты и я.
И был тот март.
И мне казалось –
звенит сквозь годы голос твой.
В тот день твоя слеза смешалась
с моей мальчишеской слезой…
То, что случилось, то случилось,
что было, то давно прошло,
и жизнь сложилась, как сложилась,
и годы время унесло…
Я знаю: мир, каким бы ни был,
но в вихрях войн, времён и мест
мы всё равно себя нашли бы,
чтоб разделить судьбу и крест!
Свистит в кустах синичья стая
и иглы осыпает ель,
и снег на солнце оседает,
и надвигается апрель…
март 2000 г.