Вновь зажгутся свечи перед мессою...
Боже, о прощении молю: я, что рождена была принцессою, на смерть осужденного люблю. Сплетен не боюсь - молва бредовая, и толпу дразнить мне не впервой. В полдень я на площадь придворцовую выйду с непокрытой головой. Взглядом обведу на миг притихшую публику охочую до бед, и услышу голоса охрипшие: «Грешница!» - да острый камень вслед. Вздерну подборок, гордо выпрямлюсь, в грязь шагну, испачкав кружева - против знати, против черни выстою, но не отступлю, пока жива. Что наветы мне и что презрение, если больше нечего терять. В эти предпоследние мгновения я готова кем угодно стать, чтоб в темнице, там, у ложа скромного, силясь не сорваться, не завыть, заглянуть в глаза приговоренного и к щекам ладони приложить.
Вот бы быть от боли закаленною, и, пока еще не рассвело, постоять коленопреклоненною, трогая горящее чело: прикоснуться лишь рукою робкою, волосы откинуть ото лба. Обернулась подлою воровкой наша распроклятая судьба...
Все, пришли, геенною стращавшие - слышатся за дверью голоса. Я спокойна, чуточку уставшая.
А до казни ровно полчаса…