Я не наёмник, я солдат своей страны.
Но если мне на это посмотреть.
С другой, позорной стороны.
То им я чуть не стал.
Тогда б я человеком быть навеки перестал.
Америка везде суёт свой нос,
Быть, иль быть, вот в сём вопрос.
Решил, что автомат возьму я в руки,
Скорее снял пиджак, рубашку, брюки.
Одел я берцы, спецодежду и берет.
И не существует для Америки понятия – запрет.
Я сутки напролёт в спец лагере пахал,
Стрелял из СВД и штык-ножом махал.
Меня держали в ящике ночами,
А днём стегали нас бичами.
Прошли мы школу выживания,
К себе я относился без любви и сострадания.
Мы ели насекомых, травы и лягушек.
И кукованье слушали кукушек,
Метали дротики и звёздочки.
Швыряли как собакам нам
От хлеба корочки.
Зимою закалял я тело,
Когда в округе вьюга злобная свистела,
Все волосы груди покрыты снегом.
Дыхалку упражнял я бегом.
Мы на деревьях ночевали.
И гвозди в доски забивали.
Хотел помочь я югославам
Не за баксы.
От души и сострадания.
За это не хотел я получить.
Ни славу, ни почёт,
И не какие воздаяния,
А там меня спасёт ирония судьбы…
В округе лишь гробы, гробы, гробы.