Поймали как-то футуристы Пушкина на Маяковской, у метро, и говорят:
- Ага, попался, любезный! Пробудил-таки народ наш? Щас мы тебя...это...опубликуем! По полному.
И ну искать Пароход Современности, чтоб сбросить аса: давно обещали!
И что ж - нашли. Бронзовый такой, огромный. С Петром. Ну - сами знаете...
Корячились, корячились - залезли.
Пушкин занемог не в шутку - постарше их всё же - так они собой рисковали, а ему - помогли!
- Ну, - говорят, - отдышался? Всё, прощайся с жизнью. Бросать будем!
- И стоило лезть тогда?.. - расстроился Пушкин.
На ухищрение пошёл.
- Да как мне тонуть-то, - говорит, - ежели я поэт...этих...давно минувших дней? А давно - не тонет...
- А мы к тебе твой памятник нерукотворный привяжем!
И ржут.
- А! - сдался Пушкин. - Что хотите делайте, - только не стреляться!
Лады.
Раскачали Пушкина, и на счёт «дыр-бул-щил-скум!» - бросили за борт.
Да только Пушкин упал как-то так...гениально - так, что всю воду из Обводного выплеснул!
Такую мощную волну сделал, что всех обидчиков смыло. Под облака.
Один Маяковский остался: штанами зацепился. За штурвал.
А Пушкин выходит сухим из воды, и говорит:
- Ну что, брат Маяковский, не вышло? Не читал ты, дружище, «Эврику» Архимеда! А почитай.
Не зря ж там говорится, что чем больше вес - тем круче волны!
Спасли тебя твои штаны, облак ты мой кубический!
И приобнял его за плечи так...по-гениальному...
И оттаял Маяковский.
Очнулся он, будто от сна какого.
Будто от Черномора чар.
И пошли они неспеша - левой! левой! - по Москве гулять.
- Почему ж вы меня несовременным-то считаете? - ласково возмущался Пушкин.
И накой ляд я всю жизнь печатался в «Современнике»?
Ведь каждое поколение...потомки...племя...младое, незнакомое...меня...почему?..
Тверская. Остановился тут Пушкин. Задумался. И начал бронзоветь.
- Ну что ты, что ты, брат Пушкин! - встряхнул его Маяковский. - П'олно уже! Пойдём!
- Выходит так, брат Маяковский, что современней меня-то и нет,
раз каждое поколение меня...это...прогнуть пытается? Да? Так нынче говорят?
- Так, брат Пушкин, так!
- Значит, вставляю я многих. Многие тщатся.
- Тащатся.
- Ну да-с. Каждому поколению ведь хочется побузить, побунтовать. Понимаю-с.
Так я тоже такой же! Вот, помню, с братом Дмитриевым...А, да ладно, что там!..
Жаль, идей-то всё меньше. Как выделиться?
Вот у вас «Дыр бул щил» было. И «Эль-лё-лё». И «е у ю».
А нынешним что делать? Вы же им одни буквы оставили!
Приходится им уже и цифры читать! 4ехов. Ре5ин.
Вот...погоди...
Пушкин закряхтел, потянулся рукой себе за спину, выдернул из крыла перо,
и, обмакнув в Яузу, написал на асфальте: «6и6кин».
- Ну? Знаешь кто это?
- Нет...
- Шишкин! Так-то, брат Маяковский...Ведь ты ж мне брат?
- Брат, конечно, брат, брат Пушкин!
- ...А мы?? - раздался...гениальный женский голос, и к поэтам вышла компания очаровательных женщин.
Мирра, Поликсена, Зинаида, Анна, Марина... - много!
- Вы, значит, - братья, а мы, поэтессы, кто?
Пушкин улыбнулся (гениально) и сказал им:
- А вы...вы...братэссы, конечно, кто ж ещё! Лады?
- Ййес!
Все рассмеялись и дружно зашагали - левой! левой! - по всё никак не зарастающей народной тропе...
Ку. Ыыыы.