По кривой я слонялся реальности и многослойной,
Убегал от жестоких побоищ, погромов, резни.
Долго странствовал и не мои бесконечные войны
Шли за мной по пятам, оставляя руины и пни.
И была моя муза совсем несмышлённой девчонкой,
Догоняла и звонко смеялась, я ей: Погоди...
На неё как-то не было времени, вот амазонкой
Повзрослевшею леди промчалась сквозь гущу годин.
Я чужие учил языки, карты стран, их историй,
Я мозолил ладони, обветрил лицо, спину гнул,
Не хотел вспоминать ни концерты из консерваторий,
Ни студенческих будней весёлых - работал, как мул.
...
Наконец-то я принял её, после ада бедлама,
Когда всё утряслось, и судьба перестала хромать...
Мне открыла накидку-вуаль... постаревшая дама,
Она с грустной улыбкой смотрела, как добрая мать.
Пропустил я её интересные песни о лете,
О пылавшей любви, неземных и порочных страстях.
И теперь я пишу лишь об осени, будто на свете
Не прогнозится солнечных дней мне в ночных новостях.
Я ворчу вместе с ней о забытом, умчавшемся мире,
Лет на двадцать отстал что уже далеко позади,
И остался я в восьмидесятых, в убогой квартире,
С музы девственно чистым листом и с надеждой в груди.
Мой фрегат обветшал, и как будто вода с солониной,
Истощился до этого скудный словарных запас,
Подзабыл я родной свой язык, и как пью опреснину,
И в стихах превуалирует лишь черно-белый окрас.
19 февраля 2009 г.
Использована картина Матисса 'Женщина с вуалью'