Александр Кормилин
Больничная палата, потолок,
В углу белила вспухли, пожелтели…
Отец опять серьёзно занемог
И я дежурю у его постели.
- Сидишь? - Сижу… - Хотел тебе сказать -
Ты воли не давай дурацким нервам:
Ведь мне, сынок, не страшно умирать,
Я должен был погибнуть в сорок первом…
И отвернувшись, посмотрел в окно…
А я застыл, отвлечь его не в праве…
Что видел он? Быть может, как кино
В субботу прокрутили на заставе,
Как этой ночью заступил в секрет,
И у ему лишь ведомого брода
В бою встречал тот грозовой рассвет
И чудом продержался до захода…
Как раненый, цепляясь за траву,
Две ночи полз… И вот она, застава.
А там лежат, расстреляны, во рву
Друзья его и семьи ком. состава.
Как он побрёл, трофейный автомат,
Закинув на ссутуленные плечи,
Туда, откуда звуки канонад
Неслись, шагами грозного Предтечи…
Он шел, вдыхая горький едкий дым
Страны пылавшей в зареве гигантском.
И на исходе осени к своим
Он вышел где-то под Волоколамском…
Он не изведал ужас лагерей,
А вскоре, получив назад бумаги,
Опять попал в круговорот смертей
И там крутился аж, до самой Праги
Ему везло – держался молодцом,
Но Смерть вертелась рядом, и в итоге
В начале мая плюнула свинцом,
Прошила грудь и перебила ноги…
И в день, который он так долго ждал,
В который верил, как не верят в бога,
Он в госпитале тихо умирал,
И про него шептали – «безнадёга»…
Но видно Смерть возможно обмануть -
В окрестностях какого-то там …бурга
Он смог продолжить свой нелёгкий путь
По воле неизвестного хирурга…
… И вновь палата. Потолок высок
Окно, за ним бездонность небосвода
И голос папы: «Ты иди, сынок,
Ведь у тебя дела, семья, работа…»
Я вышел… И глотая в горле ком
Все ж волю дал своим дурацким нервам…
Спасибо, папа, что ты выжил в том,
Уже таком далёком сорок первом…