Устал я от зимы. Корм не в коня.
Пейзаж души совпал, как видно, с зимним.
От февраля изжога у меня,
ну, а лекарство только в магазине.
Твоя любовь, как ландыши в снегу,
то расцветёт, то скроется в метели.
То мне, – ни глаз, ни рук твоих, ни губ,
то всё обвалом, – щукою Емеле.
И сам, – то смел (иль нагл? Ответ не скор),
то робок, дуя с молока на воду,
когда: то – тщусь суетам сует в корм,
то – спешки подгоняет в спину одурь.
Устал я от зимы. Не в том вопрос,
что разлюбил тебя, вопрос не в этом, -
но в эту зиму червь сомненья рос
и перерос он прозою поэта.
Дни жизни, что я в рифмы одевал,
франтихой наряжая прозу быта,
через лица любимого овал
я наблюдал с волненьем любопытным.
Я постигал непостижимый мир,
его любовь, его тоску и нежность,
я наслаждался новизною игр,
где приз так сладок… Только где же, где же
мои стихи? В шкафу твоём стихи
лежат, чтобы никто не прочитал их.
И где ж сама? Кто хладен, мутен, хитр,
заполнил небо глаз твоих усталых.
Я как бы есть, и, как бы меня нет,
я как бы жду, и как бы не дождался,
но лет моих, как пулемётных лент
в бою, запас шагреневый остался.
Ты там, где все… Ни мысли, ни дела,
не склеивают мир мой с миром этим.
Но, собственно-то, чего ради? Для
чего вопит плоть смертная в поэте?
Не суетись, все будут, что ушли,
живи, навстречу людям улыбайся.
Не затевай с несбывшимся войны,
не про тебя, мой милый, эта басня.
Прими, что есть за то, что никогда
того, что сердце жжёт, уже не будет.
Снег быстро смоет вешняя вода,
да и она потом пойдёт на убыль.