Инне – всегда умной, красивой, замечательной
и навсегда любимой
Когда на сердце пустота,
Когда душа стремится в небо,
Когда ее в объятья Феба
Ты не пускаешь, - мол, проста.
Когда в душе встают иглой
Сто свежеевычерченных шпиля,
И жизнь зеленая, как миля,
И мир погибший, как покой.
И гром в душе похож на смех,
На злые песни менестреля,
На грязь раскисшего апреля
И неслучившийся успех.
На стон фантазий или веры,
На падших духом, но живых,
Когда душе дает под дых
Сознание, что есть примеры,
Когда живут, как без души,
Когда рассвет похож на вечер,
И умирает стон в тиши,
И не горят луна и свечи,
Когда на сердце пустота,
Когда душа стремится в небо
И ты ее в объятья Феба
Не отпускаешь, - мол, проста
И переменчиво-игрива
И конский хвост и чья-то грива
И непременный стук копыт;
И ты уже по горло сыт
Всем этим миром, этим веком,
Но веришь: он порвет одежды
И склонит лик над человеком
В прозренье истовой надежды,
В смиренье жизнью – замолчит.
Сны – от первого до последнего шага,
Сны от первого до последнего дня,
Я падаю, как собака
В дебри пустого дна.
Глаза изувечены светом –
Безумный и нервный святой
Безумным и нервным советом
Отправил к чертям на постой.
И бред, разукрашенный образом
Забытого счастья в аду,
Звучит непоставленным голосом
В понятно каком году.
Разумен и свят одновременно,
Как первый последнему рад,
Вернее тому, что заверено
Клубком уходящих дат.
Вернее тому, что отправлено
Последним вокалом снов,
Убито, схоронено, сдавлено
И смято шагом годов.
В глазах! – увидим и уйдем,
В глаза! – посмотрим, человече,
На трон из истины взойдем
В проклятье речи.
И стон из преданных обид,
И сплин из проданного стонет –
В душе свернувшейся звенит,
В душе свихнувшейся трезвонит,
Тревожит сердце белый мрак –
Понятен, искренен и вечен,
И ты – взбесившийся дурак –
Как все бессмыслен и конечен.
И как доверчива и зла
Твоя беззубая химера,
Твоя безудержная мгла,
Твоя бессмысленная вера,
Твоя надежда – равен спор
Меж человеком и бациллой.
И мир, как вычурный узор
Между Харибдой или Сциллой,
Между виной и бездной сна,
Между вином и бездной крови:
И правда – только ли одна?
И истин – много ли во слове?
Избито, изранено, спето,
Избыточно, выпито – мгла
От первых побед до совета
Раздетой души догола,
От первого камня до крова,
От первых дубин до страны,
От первого шага до слова,
От первого сна до вины.
А что, если мир умер –
Упал, сломался, свихнулся,
В миг, когда день споткнулся,
В тот день, когда мир был юным.
А что, если вдруг зуммер
Взревел, когда день светел,
И в час, когда дул ветер
Мир просто упал и умер.
А что, если мир умер
В Мекке, Москве, Куме,
В Стамбуле, Ерусалиме,
В Лхасе, Пекине, Риме,
В городе первой славы,
В городе выжившей веры,
В грязной сточной канаве,
В глазах у мертвой химеры.
А что, если мир выжил,
Проткнув голоса ночи,
Воздев к красоте очи,
И к звездам подняв крыши.
Что, если мир выжил,
Что, если плачет от счастья,
Жизнь, разорвав на части,
На смерть навострив лыжи.
Небо налив в стаканы
Все обойдет капканы.
А что если мир выжил,
Спустившись немного ниже?
Когда за сердцем пустота,
Когда душа рванула в небо
Струны на горле чистота,
И поступь мира зла и слепа.
И первый праздник на крови,
И мир хватает чьи-то жизни –
Тогда дары небес лови,
Справляй языческие тризны.
И мрак проклятой пустоты,
Мрак в головах забывших совесть
Встают с колен под гимн и повесть
Про затонувшие цветы.
Про блеск зеркал и искры веры
Того, кто мнил себя святым
И восставал в рассветный дым
Через натянутые нервы.
Стремясь здесь быть, как на духу,
Лишь смелым, правильным и честным,
Веселым, умным и полезным
Весь мир и жизнь рубил в труху.
И убежит в испуге жизнь,
Горя свободой, но дворами,
И упадут ногами ввысь
Те, кто повержен именами.
И гордой поступью «святой»
Взойдет на троны у Вселенной,
И станет краткой жизнь и бренной
И бесполезно-непростой.
Октябрь 2007.