Нас не учат летать!

Холявченко Дмитрий
Нас не учат летать,
Нас не учат сворачивать горы,
Мы слепые следы оставляем на кончиках пальцев погибших и павших идей,
Нет луны на слезах
И не слышно прибоя агоры,
Все гнилые мечты тихо падали вниз или громко взлетали с рожденьем детей.

Ангел крылья сложил,
Ангел перья намазывал лаком –
Он забыл как летать, он забыл что кричать, чтобы стали навеки пустыми гробы.
Ангел верен стал снам,
Ангел стал безразличен атакам,
И уже за спиной у архангелов вместо прекрасных развернутых крыльев горбы.

Я забыл свой испуг,
Мне не слышны тоскливые плачи,
Я ушел сквозь туман, безобразно скопившийся… - в мертвых глазницах не видно ни зги
Белогорбой судьбе
Белоглазая ярость удачи
Бьет стальным костылем между глаз, с хрустом крепкие кости ломая в мозги.

Кровью зубы смочив,
Ангел смерти прокрался и боком
Стал смотреть на людей, выбирая из них лишь того, кто способен для смерти воскликнуть: «Привет!»,
Мне ли видеть закат –
Мой рассвет не рассмотрен, и толком
Я не знаю как жить, я не знаю зачем я родился на этот безжизненный свет.

Я подлец-человек,
Косоглазый и статный ленивец,
Мне грибы на ветру собирать приходилось скуля о погоде иной, и, наверно, уже –
Белый мрамор души,
В камне выбиты совесть и лица –
Те, которые смотрят на нас и кричат: «помогите блудливой и мертвой душе».

Душа на небе запела и красная кровь заблуждала по жилам быстрее,
На солнце тень от луны, но солнце светит как прежде, - наверно смелее
Всех нас, что здесь на Земле от мечты до мечты, от огня до огня,
И каждым лучом в этой луже надежд солнце гладит  и видит меня.

Заметалась война между светом и тьмой, между ночью и днем,
В переулках зимы окопались ночные полки и ночная печаль,
День на землю пришел разгоняя печали мечом и огнем,
И на улицах узких ложились кривые побитые тенью четыре луча.

Искрится солнцем снег и лес, весь воздух и вода,
Мы дети солнца, но оно, наверно, сирота,
Здесь в этом мире день и час – безумно краткий миг,
И я в сомненьях и речах на миг к земле приник.

Но разве буквы в этот миг безумны и смешны;
Как тот скупец в урочный час из старенькой мошны –
Ложились строчки на листок – слепые письмена –
Я в этот раз не одинок – со мной моя вина.

И этот ветер ложился ровно
На голоса, на чудеса, на тех людей, что здесь живут, что здесь поют, что здесь мечтают,
На все осколки разбился словно
Наш мир слепой, наш мир глухой, наш мир нелепый в этом стареньком пальто, что все за полу лишь хватают.

Я рано выжил, стремясь к поклонам
На первый раз, на раз второй, на бис, на браво, на «пора спектакль уже новый написать».
И день спускался безумным звоном
И нам хотелось, нам желалось здесь его веревкой песен к батарее разных смыслов и надежд так привязать.

Я живу, я иду
Я сегодня один. Мне не лучше ли встать? –
Я стою на посту, на слепую беду,
Мне не нужно устать,
В этом тихом аду, я конечно приду
В тех стишках насмехаться и врать,
Но ни в скалах геенн и не в райском саду
Нас не учат летать.
Декабрь 2005.