Я питалась крохами с твоего стола,
поднимая их с пола, сдувая пылинки,
я глотала их с горечью и не могла
победить унижение в поединке.
Эта мука душевная до немоты,
от бессилия быть с тобой рядом и ровней
сокрушала вселенные, как мосты,
становясь огнедышащей и огромной.
Не довольствуясь малым, из мухи слона
раздувала в себе и сожгла свою сущность.
Я боялась одной быть и всё же — одна,
только больше за крохами не потянусь я.
Я хочу признаваться в любви своей вновь,
Я признания жажду, но не раболепства.
В кокон сердца тугой я свернула любовь
и вернулась в своё беспечальное детство.
Пусть мне трудно сейчас начинать всё опять
с самых первых шагов, и забыться не в силах,
но поверь мне, что я научилась летать,
хоть тебя никогда ни о чём не просила.
И презренье твоё— как прозренье моё,
ты жесток потому, что тебе я не пара.
Мы с тобой друг без друга, увы, проживём, —
разрубила я сердце единым ударом.
Всё равно оно, горькое, ноет в ночи,
лучше так, чем по капле выдавливать рабство.
Ты не помнишь меня.
Кто-то в двери стучит,
чтобы крохами нашей любви угощаться.