Граф глушил из фляжки рыбий жир,
Шаркал сапожищем, бил бордюры
Выпивши, вопил на пассажиров,
Из маршрутки вышедших аллюром,
Гнался следом, носик навострив,
Гнался на хромом велосипеде,
Подступившей тошнотой грозив
Спины угостить густым обедом;
Наступив на плоский шарик смеха,
В лужу сел застуженным крестцом,
Вытер нос и захрапел прорехой
Рта, укрыв под лень пунцовое лицо.
Труппа трупов трубками трубила:
«Тру-ля-ля», пуская пирамидой
Дым, ловила на тупые шпили
Шляп клубы округлой панихиды.
Цветом целлофановых пакетов
Приоделся целлюлозный листик
Мира, жёлтый осенью и летом –
Видимо, от времени иль истин
Желтизной пропах, как старый шкаф…
Белый день проделал рокировку.
Стынет, размышляя, чёрный граф.
–Как насчёт переигровки?