Из дневника молодого Пушкина. Часть первая

Сергей Сухонин
ПРОЛОГ

Если кто открыл мою книжку, то здравствуйте. Конечно, некоторые тут же ее и закроют, когда узнают, что автору всего лишь одиннадцать лет, и учится он в пятом классе. Закрывайте, если хотите, но много потеряете. А тем, кто решил-таки прочитать мое произведение, сообщаю: Фамилия моя Пушкин, зовут Александр, а отца моего Сергеем. Стало быть, я Александр Сергеевич Пушкин. Но не тот, конечно, что с Дантесом из-за какой-то тетки подрался. Нет, я человек серьезный, на подобные глупости неспособный.
Я уже написал один роман на историческую тему. Но мама, прочитав его, сказала, что такие вещи мне рано писать, надо начинать с того, что знаешь хорошо, и тогда все получится. Я с мамой согласился, поскольку она у меня учитель литературы, и немножко в этом деле соображает. Вот и решил я про нашу семью написать, а потом и до исторических романов руки дойдут. Хотя в литературе, конечно, не руками, а головой работать надо. Я еще много чего напишу, дайте срок. Замыслы мои грандиозны и вся жизнь впереди. Нехорошо только, что в истории мировой литературы два Пушкиных будут. А вдруг ошибка какая произойдет, и мои произведения тому, из девятнадцатого века припишут? Может, мне псевдоним взять?
Впрочем, отвлекся я от темы…А тема-то какая была? Ах, да, о семье. А что, тема неплохая, и историй поучительных там пруд-пруди.
Но обо всем по порядку. Мы на окраине большого села живем, которое Арманихой называется. Нас восемь человек. Это папа, он лесником работает, мама – учительница, про нее я уже упоминал, я и три сестры – все зануды и ябеды. А еще дед Василий и бабушка Ксения. Но если вы подумали, что они муж с женой, то глубоко ошиблись. Деду Василию сто один год недавно стукнул, и бабушке Ксении, которой всего-то семьдесят восемь, он родным отцом приходится. Так что нам бы деда прадедом надо называть, но уж больно неудобно это. А потому его все просто дедом зовут, кроме бабушки Ксении. Она его папенькой величает.
Это о нас, человеках. Но у нас еще и животные разные живут: корова, коза, свинья, куры, гуси, и, конечно, собака с кошкой. Вся эта орава мычит, рычит, кудахчет, мяукает и хрюкает. Вот в такой обстановке и приходится мне создавать свои бессмертные произведения.

ДЕД ВАСИЛИЙ

Если кто думает, что когда человеку больше ста, он целыми днями в постели лежит, тот ошибается. Наш дедок еще хоть куда, с утра до вечера на ногах. И хоть ходит он, в основном, как-то по гусиному, да и ногами шаркает, иногда такую прыть может показать, что просто диву даешься. Люди до сих пор вспоминают, как он за нахальным гусем, что посмел его в ногу клюнуть, километр по деревне бежал, с лопатой наперевес, пока тот в свой двор не нырнул, да за хозяйской спиной не спрятался. Правда, тогда ему девяносто девять всего было, но ведь тоже возраст солидный. А в сто лет он дельтаплан соорудил из каких-то отходов, что со свалки натаскал. И на диво соседям взлетел, да так высоко, что все на нем уже крест поставили – думали, упадет и конец. Но дед не упал, просто приземлился неудачно – прямо на крышу председательской «Нивы». Крышу ногами пробил, и председателя пяткой по уху звезданул. Председатель с перепугу на газ нажал, и в забор врезался. В результате – «Нива» на ремонте, дельтаплан на свалке, председатель в больнице, а деду хоть бы что. Он до сих пор ругается, что председатель со своей машиной не в то время и не в том месте оказался, деньги с него за дельтаплан требует, хотя все говорят, что это дед за ремонт «Нивы» должен бы заплатить, да еще за лечение председателя. Только кто же будет со стариком, которому вторая сотня пошла, связываться? Вот такой у нас дед, боевой. Впрочем, он и мирными делами занимается. Любит, например, в огороде копаться. Собственно говоря, весь огород его руками и обустроен. Единственная беда – с памятью у него не очень; все инструменты раскидает, потом ищет по полчаса, и пока ищет, лопату там, или мотыгу, обязательно на грабли наступит. Бац ему черенком по голове! Но дед только чертыхнется пару раз и дальше своими делами занимается. Считает свою вечную войну с граблями даже полезной, чем-то вроде гимнастики для ума, потому что, как только по лбу получит, обязательно что-нибудь вспомнит; то ли куда молоток вчера положил, то ли случай какой- нибудь времен революции.
Я про него даже эпиграмму написал:
Наш дед еще здоровый вроде,
Сажать картошку полюбил,
Да жаль его, на огороде
Вчера на грабли наступил.
Дед выслушал мой опус, подумал, да и сказал.
– Жил один хороший поэт, но тоже эпиграммами злоупотреблял. Вот и получил пулю от господина Мартынова.
– А поэта того Лермонтовым звали– подхватил я.
– Именно. Эпиграммы никогда до добра не доводят.
– Так ты тоже меня застрелить собираешься?– Спросил я с усмешкой.
– Боже упаси! А вот ремня хорошего можешь и дождаться.