Пока гром не грянет, ...
(пословица, фрагмент)
Вот уж действительно, мудр народ! Казалось-бы, меня еще и на свете не было, когда его лучшие и достойнейшие представители, расположившись в теньке белоствольных березок после покоса замечательно уродившейся нынче матушки-ржи, закусивши хлебцем с луковкой, густо посыпанной крупной серой солью, и запив это кваском, сочиняли вышеприведенную пословицу, а вот поди-ж ты! как-будто про меня. А может и не про меня, а про моего далекого предка, Бог знает в каком колене, осевшего на берегу в те времна еще полноводной реки Карсунки, впадающей неподалеку в еще более полноводный Барыш, который полтораста верст жарких поволжских степей несет свои воды в Суру, а та, пройдя по Руси, Чувашии и Мордовии через Сурск, Пензу, Алатырь, Ядрин и Васильсурск, впадает, наконец, в великую русскую реку, которая, в свою очередь, как нам известно из рассказа Антона Павловича Чехова, впадает в Каспийское море. Тот мой предок любил лежать на печи и смотреть на звездное небо через прорехи в соломенной крыше, не желал готовить сани летом, а телегу зимой, кормил собак, собираясь на охоту и не крестил лба до наступления известного атмосферного явления. Над прорехами в крыше насмехались соседи, жена укоризнено качала головой, когда он по первому снегу шел с сарай починять санную упряжь, и только маленькие дети понимали, что собака должна быть накормлена, куда-бы не собирался ее хозяин и тайком совали ей сохраненные с обеда кусочки хлеба и иногда вкусные куринные косточки.
. . .
А задолго - задолго до этого, суровые и отчаянные зелоты яростно пробивались в Иерусалим, чтобы поднять там восстание против ненавистного прокуратора Флора и освободить наконец Иудею от гнета Великой Империи. Эти гордые и фанатичные безумцы еще не знали, чем обернется их блестящая победа над первой карательной экспедицией римлян. Они еще не слышали, как содрогается земля под тяжкой поступью легионов Веспасиана, они еще не видели рек крови, текущих по улицам пылающего Иерусалима, они еще не стояли в ошеломлении у развалин Второго Храма, еще не слышали звона цепей и горестых воплей людей, угоняемых в рабство. Они еще не понимали, что выполняют волю Творца, решившего по каким-то, одному Ему ведомым причинам, рассеять народ сей по лице земли, перемешать с другими народами, испытать и тех и других.
И уже другой мой предок, смуглый и горбоносый, со своей огромной семьей, стариками-родителями, малыми детьми, потрепаным сундуком и свитком Торы, пробирается, спасаясь от притеснений, через Северную Африку в Испанию. И гонит Судьба этих людей все дальше и дальше на Восток, не давая остановиться, облегченно вздохнуть и устало опустившись на порог сказать самому себе: наконец-то я Дома! Из Испании их гонят в Германию, Данию, Голландию, а оттуда еще дальше - в Польшу. И уже другая Империя проглатывает Польшу вместе с перекочевавшим туда Малым Народом. Огромная Империя даже не заметила народ сей, но обратный счет времени уже начался и Империя должна неминуемо рухнуть. И снова фанатики-зелоты, но уже в кожанках и пенсне. И снова реки крови, разрушенные храмы и горестные вопли людей. И по маленькому местечку Паричи, и по почти-что городу Пинску катятся кровавые волны погромов и подхватив уцелевших, выбрасывают их в столичный Харьков, а оттуда - в Москву.
А человек, родившийся в Москве в начале 60-х, вовсе не причисляет себя к этому народу, хотя характерная внешность и не оставляет никаких сомнений. Он живет себе спокойно ни о чем не задумываясь и не заботясь, еще не зная, что Империя вот-вот рухнет и по программе, заложенной в его генах, он должен собирать сундук и отправляться в дорогу. Такова Судьба. И вот, на другом краю Земли стоит этот человек под дождем и смотрит задумчиво сквозь так и не покрытую крышу гаража на затянутое тучами небо, на мокнущий садовый инвентарь, лежаки, газонокосилку - и думает: эта колбаса ей уже надоела, дам ей лучше мясо из супа, она его больше любит. Ведь собака должна быть накормлена, куда-бы ни собирался ее хозяин ...
. . .