МЕМУАРЫ ЭПИГРАММИСТА
И какой же интеллигент не любит писать и рассылать по редакциям что-нибудь глубокомысленное, либо юмористическое, либо и то и другое. А я вот таким не был! Который не любит. Я любил и поэтому рассылал из своего Краматорска или, если оказывался в Москве, разносил. Но не глубокомысленное, чтобы не морочить своим глубокомыслием голову остальному человечеству, а нечто, способное скрасить ему (точнее, некоторым его представителям) досуг после трудового дня. Или во время обеденного перерыва. Или же, не побоюсь такого предположения, во время трудового дня, когда начальник ушел.
Юмористическую продукцию - иронические стихи, эпиграммы, литературные пародии, фразы и прочие "Рога и копыта" печатал в "Литгазете", "Крокодиле", "Советской культуре", "Труде" и других столичных (и не только) изданиях, культивировавших юмор.
Из всех упомянутых жанров чаще всего удавалось публиковать эпиграммы. Но подобно тому, как шарж всегда сопровождался эпитетом "дружеский", опубликованные эпиграммы тоже должны были быть дружескими, иные не проходили. В качестве примера приведу эпиграмму на известного в те годы композитора и певца Евгения Мартынова:
Талант в нем виден, да и слышен, за версту,
Творить и петь готов он днем и ночью,
А памятные "Яблони в цвету"
И в самом деле были лишь цветочки!
Или на драматурга Михаила Шатрова, чья пьеса "Дальше! Дальше! Дальше!" из его известной ленинской серии шла в те годы при глухом сопротивлении партийных идеологов. Я, разумеется, не был на стороне идеологов, но в то же время и не был в восторге от шатровской позиции "Назад, к Ленину!"
В суть фактов лез в любой из пьес
Назло догматикам Шатров!
Чем дальше, дальше, дальше влез,
Тем больше, больше, больше дров!
Когда Григорий Горин написал пьесу "Забыть Герострата!", я откликнулся на это такими строками:
Грек Герострат, сей древний хам,
Принес, подлец, двойное горе нам -
Во-первых, сжег прекрасный храм,
Дал, во-вторых, сюжет для Горина!
Но обиделся он не на это, а на эпиграмму на Марка Захарова, который, как читатель, вероятно, помнит, во время перестройки публично, на глазах телезрителей сжег свой партбилет:
Когда-то, видно, под хмельком,
Горком вручил тебе "Ленком"!
Неадекватным был ответ,
В ответ ты сжег свой партбилет!
Впрочем, все это уже относится к более поздним временам, а в те, застойные, эпиграммы злые приходилось писать "в стол". Например, на политобозревателей, ведущих "Международной панорамы" Как-то, в начале 80-х, рассердившись на А.Бовина за необъективный антиизраильский комментарий, я написал:
Политобозреватель Бовин
К ведущим ведь не зря причислен:
Хотя немного многословен,
Зато немало маломыслен!
Как известно, Бовин впоследствие был послом России в Израиле и написал об этом книгу,
этот раз вполне объективную.
В те годы известный обличитель Запада Валентин Зорин выпустил труд "Мистеры Миллиарды" об американских богачах, на что я откликнулся.
Ты показал нам на примерах,
Как плохо быть в миллиардерах,
Поскольку опусами Зорина
Миллиардеры опозорены!
Геннадий Хазанов обиделся на меня за эпиграмму, которую я считал не злой, а скорее шутливой, но он расценил по-другому. Дело в том, что до Хазанова пародистом №1 на эстраде и на телеэкране был блистательный Виктор Чистяков. Но в начале 70-х он погиб в авиакатастрофе, и освободившееся место занял Хазанов, который начинал в то время как пародист. Пошутил я следующим образом:
Верны ль, не знаю, слухи эти,
Но я однажды где-то уловил,
Что Чистяков тебя заметил
И, в самолет садясь, благословил!
Когда Хазанов был на гастролях в Донецке, я ему показал эпиграмму. Артист реагировал довольно нервно. "Ну, это чернуха! - воскликнул он, - Это же чернуха!" Напрасно я пытался убедить его, что это всего лишь шутка, он не убеждался. Но ведь такова жизнь - кто-то теряет, а кто-то находит.
Теперь я перехожу к истории, которая объясняет заголовок статьи. Дело было в августе 1983 г в Сочи, где я в то время проводил отпуск и заодно публиковал в "Черноморской здравнице" эпиграммы на гостей города. Как-то придя с новым материалом в редакцию, я узнал, что в санатории "Актер" отдыхает Валентин Гафт. Решил съездить и поговорить с ним. Как раз в этот день я купил новый номер "Крокодила", где в рубрике "Ба! Знакомые все лица!" был помещен шарж на актрису Элину Быстрицкую, под которым шла моя эпиграмма:
Нет, она не щеголиха,
Скромность больше ей пристала -
Если "Дон", то только "Тихий",
Коль театр - всего лишь Малый...
Придя на пляж "Актера", я нашел Гафта, представился, и, показав публикацию, попросил разрешения побеседовать. Завязался, так сказать, профессиональный разговор об особенностях жанра. Тут к нам подсел знакомый Гафта член-корреспондент, физик. Фамилию его, если она и была названа, я не помню. Член-корр стал рассказывать истории из научной жизни.
Например, о том, как делали академиком сына Устинова, министра обороны и члена Политбюро. Для этого правительство увеличило количество мест в соответствующем отделении Академии на одно, а академикам дали понять, что если будет избран не тот, кто нужно, место будет передано другому отделению.
Поведал он также о двух забавных историях , приключившиеся с ним и его другом в дни их научной молодости. А другом его был никто иной как Жорес Алферов, нынешний нобелевский лауреат. Как известно, он член российской компартии, но, гордясь столь именитым однопартийцем, коммунисты тем не менее не поставили его во главе списка на выборах в Законодательное Собрание Петербурга из-за еврейского происхождения. Но и в годы, о которых идет речь, имя Алферова было известно, во всяком случае мне. Поэтому я и запомнил его в рассказе приятеля Гафта.
Итак, когда рассказчик и Жорес были молодыми научными сотрудниками, их включили в состав делегации для участия в каком-то международном научном мероприятии (то ли симпозиума, то ли конференции) в Париже.
Перед отбытием компетентные органы, как водится, провели с ними беседу о том, как себя вести в капиталистическом зарубежье. Учитывая специфику командировки, особый упор был сделан на бдительность и заботу о неразглашении научных секретов. Напомнив молодым людям известную истину о стенах, имеющих уши, органы настоятельно рекомендовали при нахождении в гостиничном номере все разговоры на научные темы, как только в них возникнет потребность, вести, во-первых, вполголоса, во-вторых, в ванной, предварительно пустив воду для создания шумовых помех.
Первое время друзья беспрекословно следовали этим рекомендациям. Но под конец это им надоело бегать всякий раз в ванную, чтобы поговорить о том, о чем они открыто говорили на симпозиуме. И вот как-то, когда они лежали в номере, кто-то из них сказал, адресуясь к стенам и их "ушам":
- Дорогая французская разведка! Уважаемая сюртэ женераль! Если ты сейчас пришлешь нам сюда двух женщин, мы охотно расскажем тебе абсолютно все, что нам известно по интересующей тебя тематике!
Так они лежали и хохмили, пока не раздался стук в дверь. Вскочив, друзья открыли дверь. Там стояли две женщины. Правда, не те. Это были две пожилые дамы из их делегации. Одна - по профсоюзной линии, вторая - тоже из околонаучных кругов. "Ребята, - сказали они хозяевам номера, - мы не знаем, слышала ли вас французская разведка, но мы в соседнем номере прекрасно вас слышали." Те, страшно смутившись, начинают бормотать какие-то оправдания, просят простить нелепую шутку.
Но вот симпозиум окончен, делегация возвращается в Москву. В московском аэропорту Алферов и его друг слышат по радио объявление: их приглашают подойти к окошку администратора. С тревожными мыслями они подходят и облегченно вздыхают: их встречает не товарищ из органов, а их друг. Чтобы отыскать друзей в толпе пассажиров, он попросил вызвать их по радио.
С этим другом связана еще одна история, рассказанная в тот день член-корром. Друг также был физиком и жил в Баку, где его избрали в Верховный Совет СССР. Приехав в первый раз на депутатскую сессию в Москву, он получил, как и все депутаты, кейс, в котором находились деликатесные рыбные консервы - лосось,крабы, икра и т.д. Он позвонил друзьям - Алферову и рассказчику и пригласил их к себе в гостиницу закусить чем Бог, точнее, Верховный Совет, послал. Те приехали с коньяком и воздали должное.
Через какое-то время бакинца вызывают вновь в Москву на сессию. Опять выдают кейс, правда, теперь не импортный, а отечественный - "дипломат". Он снова вызывает друзей, те приезжают со спиртным. "Дипломат" открывается, но, увы, вместо деликатесов там книги. Набор произведений Брежнева - "Малая земля", "Целина" и т.д. Пришлось друзьям пить без закуски.
В заключение приведу мою эпиграмму на Гафта:
Распространяют слух про Гафта,
Что эпиграмм он едких автор,
А он давно уже добряк,
Давно настроен не критически,
А едко пишет... просто так,
Теперь уже гафтоматически.
Ведь выхода другого нет -
Утратит свой гафторитет!
А это, что ни говорите вы,
Удар по всем гафтолюбителям!
Гафту приписывают эпиграмму на самого себя, которой он, видимо, хотел как-то смягчить резкость своих эпиграмм на других артистов:
У Гафта нет ума ни грамма,
Весь ум пошел на эпиграммы!
Я ее переделал следующим образом:
У Гафта нет ума ни грамма,
Весь грамм пошел на эпиграммы!
Ну, конечно же, это шутка. Как эпиграммист, я охотно приму ее и на свой счет.