Жил-был таракан.
Статный и в годах.
Для пущей солидности носил очки.
Среди молоденьких паучих слыл ловеласом.
"Черные вдовы", ревнуя, не раз пытались подловить таракана и хорошенько цапнуть, но они были слишком глупы.
Ухажёр всякий раз, почуяв запах яда, терял сознание, падал кверху пузом и переставал дышать.
Хищницы, удовлетворённые местью, уходили доедать мужей.
И каждую неделю одно и тоже - появление здорового и живого таракана.
Общество более не было шокировано. Скучно.
И тут - "взжжжи-и-и"!
Настойчиво так, нагло.
"Взжжжи-и-и"!
Муха молодая объявилась. Дура-дурой. Садилась на пирог с капустой и в носу пальцем ковырять начинала.
Тощенькая такая муха с глазками мутненькими.
Но изюм в ней какой-то имелся.
Таракан же поэтом был.
На торжества оды писал.
К примеру - "Поздравьте нас, что пьем за вас" или "Почеши-ка мне под жвалой лапкой милой, но корявой".
Муха тоже интересовалась. На том и сошлись.
Он на табуретке декламировал стихи, а она хохотала и гадила на торт.
Ладили чрезмерно. Под лестницей любезничали. Таракан усики тянул , а муха крылышками отмахивалась - щекотно.
Таракан волновался. Девица нервно лапки потирала.
И всё лето "топ-топ-жу-жу-топ-топ-жу-жу".
Осенью муха письмо получила от тетушки це-це. Мол, помирает, хочет племяшку облобызать перед концом своим земным.
Прощаясь, таракан истерично кусал усы, девица томно заламывала лапки.
Клялась, что будет писать, скучать, страдать...
Муха так и не появилась, не написала.
Таракан перестал выходить в свет. Постоянно лежал под лестницей.
Думал, вспоминал.
Ради чего, что это было - любовь, одиночество, обречённость?
Там и достал его хозяйский тапок.