Он вернулся из небытия.
Но приход – ещё не торжество.
Что нам делать, если ты и я
Не знакомы с песнями его?
Ни с его убитою мечтой,
Ни с печалью убиенных струн.
Как прочесть завета шифр простой
Драгоценных, выстраданных рун?
Мы – совсем другие рядом с ним.
Жизнь его для нас – закрытый дом.
Долгих лет запрета горький дым
Овевает душу страшным сном.
В сердце рвётся колокольный звон.
Как переплетаются пути…
Где он? Кем он был? И кто же – он?
Для того, чтобы понять, – прочти.
Александрина Кругленко
Из года в год растёт твоя тюрьма,
Из года в год год фундамент вглубь врастает,
И сожаленье молча умирает,
И боль твоя - угрюма и нема.
Живёшь – и жди. Рождаешься – и жди.
Жди – перед смертью. Жди – в последней думе.
Не зри вперёд – года уходят втуне
Без точки неба, ковшика воды.
Зверем выти и водку пити – да не рюмкой, а поставцом,
И судьбе подставлять испитое верноподданного лицо.
И не плакаться на породу, когда твой гайдамацкий род
На бечёвки рвут для ободьев на сто горестных лет вперёд.
Из года в год растёт твоя тюрьма,
Из года в год фундамент вглубь врастает,
И сожаленье молча умирает,
И боль твоя - угрюма и нема.
И не маяться, не теряться а держаться тверди земной,
До печёнок бы ею пропахнуть, чтобы грунт по колено – родной!
А привыкнуть чтобы - остынуть, чтобы в боль, в неистовство, в кровь
Исхлестать вишнёвыми ветками за украденную любовь.
И с ордой под возгласы дикие прорешетиться во гробе,
Раз несёт нас уродство бешенства по годам, по векам, по судьбе!